Николай Егоров - Операция «Дозор»

И вдруг внизу что-то пискнуло. Нет, это не мышь, это не живое. Вот писк повторился. За ним послышалось легкое гудение. Потом прерывистое фырчанье. И снова писк, только длинный.

Пантелей терялся в догадках: что бы это могло быть?

Зачастила морзянка, ворвался в нее мужской голос, на голос наплыла музыка, на музыку — долгие высокие сигналы.

Рация!

Шпион выходит на связь…

Вот когда Пантелей почувствовал, как мало он знает и как мало умеет! Сейчас бы расшифровать эти сигналы или каким-либо образом засечь их, чтобы расшифровать после. Плохо, очень плохо! Но жалеть поздно, надо слушать!

Рация продолжала работать, но к писку и фырканью прибавился шепот. Настоящий шепот, не из эфира. Значит, нарушитель не один там? С кем же он? Откуда взялся второй? Тоже из моря вышел или ждал здесь?

Это женщина! Это она шепчет! Да-да, она перешептывается с мужчиной.

Ясно: радистка ждала шпиона на берегу и теперь обеспечивает ему связь с резидентом, который прячется где-то в тылу. Теперь понятно, откуда взялась конфетная обертка. Женщина есть женщина, хотя она и радистка шпиона. Без шоколадных конфет она не может — все они, женщины, сладкоежки. А кроме того, с конфетами ей легче. Она шла сюда по горам, по лесным тропинкам. Устала и проголодалась. За спиной — рация: много еды не возьмешь. Разумнее всего заменить, скажем, хлеб и колбасу шоколадом. Так любой на ее месте поступил бы.

Надо думать, и знаки на песке к ним относятся. И следы эти двое оставляют. Не впервые они встречаются в этой точке и не в последний раз. У них тут явка.

Пантелей был доволен собой — он точно определил участок берега, на который могут нацелиться враги. Должен и с другим справиться. Но, прежде чем действовать, надо все разведать, все разузнать и обдумать, не теряя времени даром, но и не спеша. Выдержка, скрытность, наблюдательность. Отныне они — закон для него.

Рация работала. Шпион и его радистка шептались, но нельзя было разобрать, о чем они толкуют? В один момент показалось, что радистка сердится, а шпион смеется. Морзянку сменила музыка. Видно, передача закончилась, и радистка дает понять резиденту: все в порядке.

Хрустнула галька. Между камнями помаячила высокая тень. Плеснула вода.

Нарушитель ушел.

И никто его не остановил!

Пантелей чудом удержался и не кинулся в море за нарушителем.

Спокойно! Нарушитель скрылся в море, но радистка-то осталась. И резидент где-то маскируется. В ларьке торгует или обувь чистит.

Взять радистку!.. Нет, продолжать наблюдение!

В одну из следующих ночей нарушитель вернется сюда, и радистка будет ждать его. Взять этих двоих без «хвостов» — глупо. Надо узнать, кто у них резидентом. Надо установить, откуда они получают тайные сведения. Все это необходимо, чтобы сразу обезвредить всю агентуру.

Значит, так.

Первое — определить распорядок встреч шпиона и его радистки.

Второе — узнать, каким путем выходит к шпиону радистка?

Третье — решить: самому брать шпиона и радистку или завербовать в помощники кого-либо из ребят?

Решение было принято, и можно было возвращаться в лагерь. Если Орионовна узнает, что он отлучался, никакие разговоры о задуманном подвиге не помогут. Не оправдаешься, а дело загубишь: в следующий раз сюда не вырвешься.

На эстраду он вернулся благополучно — фильм еще не закончился. Остаток вечера, до отбоя, вертелся на глазах у воспитательницы и вожатого, старался внушить им, что уж кто-кто, а пионер Пантелей Кондрашин из отряда ни на шаг.

После отбоя он заснул не сразу. Возможно, он очень долго не спал. Всю ночь или почти всю. Размышлял о своем. Наверное, потому и во сне не расставался со «своим» нарушителем и радисткой.

Где они сейчас? Чем занимаются?

А не зря ли смолчал? А не лучше было бы немедля сообщить обо всем начальнику лагеря и на погранзаставу?

Он смолчал, а они, шпионы, непойманные, выведывают наши тайны, подбирают себе сообщников, готовят или уже проводят диверсии.

Он спит в постели, а вражеский лазутчик, возможно, подбирается лесом к линии электропередачи. В любую секунду может грянуть взрыв, и заводы останутся без энергии, в лагерях и санаториях погаснет свет.

Он спит, а резидент, замаскировавшись под какого-нибудь портового работника, проникает на пирс, а оттуда в трюм теплохода и закладывает адскую машину, которая пустит на дно судно и комбайны, предназначенные для Кубы.

Он спит, а в чужой стране расшифровывают радиограмму, которую передала радистка, и зашифровывают то, что она завтра или послезавтра поймает и доставит резиденту.

Он проснулся от толчка в плечо. Испуганно вскочил, стащил со спинки стула шорты, надел к только тут опомнился, сердито спросил Митю, привставшего на кровати:

— Чего ты?

— Я ничего. Это ты. Сначала бормотал что-то, а потом застонал…

— А чего ты не спишь?

— Я спал бы, да ты мешаешь. И мама вспоминается…

— Опять ты за свое. Ничего с ней не случится. Спи…

Пантелей лег, отвернулся, повторил мягче, дружелюбнее:

— Спи…

И чуть погодя добавил:

— Даю слово: завтра море будет…

— Угу, — успокоенно отозвался Митя.

Наверное, Пантелей уже выспался, отдохнул. Все не таким показалось, как сразу после отбоя: не надо горячиться и нагонять на себя страху. Надо вести разведку, собирать сведения, готовить снаряжение для задержания нарушителя государственной границы.

После подъема завертелся, забегал лагерь. И вместе со всеми завертелся, забегал Пантелей Кондрашин. Все у него выходило, как надо. Но перед выходом на море он встревожился.

…У главных ворот, перед грибком дежурного, на асфальтовой дорожке нарисованы круги. Белые, небольшие — на две ступни рассчитаны. Подойдет отряд, станет, и не надо ребят по головам считать. Глянь на цифры, что сбоку от кругов, и записывай в тетрадку, сколько пионеров идет на море.

Пятый отряд в полном составе выстроился, почти все круги занял. Дежурный сделал пометку в тетради, а потом посмотрел: все ли с полотенцами, у всех ли головы покрыты? Воспитательница и вожатый еще там, возле домика, в сотый раз напомнили каждому, что надо взять на море. А Митю проглядели. И дежурный повернул его обратно — за пилоткой и полотенцем.

Море лежало впереди спокойное, манящее. Всюду царил солнечный свет. Золотисто-синий, переливающийся, он заполнил все над головой — до неба. Зеленоватый, блещущий, он стелился над водой. Сизый, неподвижно застывший, он держался над горами и лесом. Хороша была погода, так хороша, что забылись плохие дни, будто их и не бывает в природе…

Митя плелся по дорожке. Ребята кричали вслед, подгоняли, а Митя плелся, мелко перебирая ногами, как старик.