Екатерина Польгуева - За секунду до взрыва

– Бесстрашный юный Томас-Альбинос расправляется с хулиганом! – улыбнулась Милка.

– Как же, бесстрашный! Я от ужаса так дунул! Два квартала пробежал, прежде чем опомнился. Ну и дальше плетусь, дождь, лужи, ботинки уже все промокли. Ничего себе Рождество! А сам уже с нашей Рыбной улицы на Медную давно перебрался, к мосту подхожу. Я ж мелкий еще был, из Заречья в одиночку ни разу не выбирался.

– А как же в школу? – удивился Дед.

– Так я в нашей гимназии только с пятого класса, а до того в соседнюю с моим домом ходил. Вот мы с Милкой вместе там учились, в параллельных классах. Она ведь с Медной.

Милка кивнула, а Томас продолжил:

– Вот иду я и думаю: осталось только мост перейти, и тогда уж мне полный конец настанет. Мать узнает, уши надерет так, что никакому Гачику не снилось. А ей обязательно кто-то скажет, верняк, какая-нибудь старушенция увидит, а потом к моей мамочке: «Ах, госпожа Нада, ваш Томми такой самостоятельный, один в Город ходит!» Моя мама такой самостоятельности не прощает. Все боится, что с дурной компанией свяжусь. Ах, заречная шпана, испортят мальчика! Оттого и в гимназию меня устроила.

– Так и не шел бы через мост, никто ж не заставляет.

– А охота пойти. Ну в кои-то веки один все Заречье прошел. У нас ведь как считалось? Сходил один в Город – значит, взрослый уже. В общем, хоть и трусил, а пошел бы обязательно. Но тут ушастый Макс, как из-под земли, передо мной появился, – Томас замолчал и поглядел на Милку.

Я вдруг заметила, что его белые волосы потемнели от влаги. Не то растаял прилипший к ним еще на улице снег, не то он вспотел, хотя в «Таверне» было совсем не жарко. И поняла, что никогда больше не буду называть его Альбиносом, даже про себя…

– Милка, ты ведь его знаешь, Макса? Ну, то есть знала. Его в прошлый понедельник, в той, разбомбленной пятиэтажке плитой придавило. Насмерть…

Томас прикусил губу, я даже подумала, что он заплачет. Но нет, он сдержался и снова начал рассказывать:

– Так вот, появляется Макс, и спрашивает: «Ты чего ревешь?» А я все это время реветь и не переставал. Ну, я ему о ружье, о «Суперальбине», о треклятом Гачике. И тут выяснилось, что Макс как раз о таком ружье целый год мечтал. А Санта ему какой-то дурацкий кукольный театр подарил. Давай, говорит, махнемся: ты мне ружье, раз оно тебе без надобности, а я тебе театр.

Сперва-то я сомневался: куклы – это тебе не компьютерная приставка. Но Макс меня к себе затащил, и я сразу понял, что театр – это действительно не приставка. Потому что театр этот был как… чудо. Да, по-другому не скажешь. Зеленя такая ширма, довольно высокая, и куклы: маленькие на три пальца надеваются, побольше – на всю ладошку. Чиполлино, Пиноккио, Пьеро, Страшила, – кого там только не было. И еще декорации. Из картона, фольги, какого-то пластика. Я увидел – и все. Макс получил ружье, а я – свой театр. Вот, думаю, дурак, такое сокровище за глупый пугач отдает. Но у каждого, видно, своя мечта. Мы с Максом театр в коробку собрали и потащили ко мне. Вдвоем, коробка-то не маленькая. И тяжелая. Я уже ничего не свете не боялся. Подумаешь, какой-то Гачик! Он, кстати, и не тронул меня потом. Сказал, что уважает таких отчаянных малых. А сам на представления к нам приходил почти всегда, хотя и говорил, что это малышовое развлечение.

– А что, были и представления? – я так поразилась, что случайно выплеснула из кружки воду на черные доски стола, попыталась в темноте вытереть черной салфеткой.

– Почему были? И сейчас идут. Особенно когда в бомбоубежище сидим. У нас целая труппа из трех человек: я и двое соседских третьеклассников. Так мы моей сестренке и другой малышне каждый раз что-нибудь показываем, чтобы не скулили во время тревоги. Они уже и сами понемножку в артисты пробуются. Только жаль, премьер давно не было.

– Кукол не хватает? – предположил Дед.

– Да нет, кукол я уже давно наловчился делать, это у меня нормально так получается. И Милка вот помогает. А вот тексты писать не могу – хоть убейте! Марта, а может, у тебя получится? Все-таки победитель литературного конкурса и писательская дочка.

Я смутилась, будто меня на самозванстве поймали:

– Не знаю я, Томас, никогда не пробовала. У меня же в основном стихи.

– А и что с того, что стихи. Можно и в стихах. Алешка вон и в стихах, и так придумывал, у него получалось.

– Какой еще Алешка?

– Как какой? Вы ж с ним приятелями, вроде, были. Он в том году в нашем классе учился, когда русские школы позакрывали.

– Алекс что ли? – поразилась я второй раз за полторы минуты.

– Ну да, он же на нашей улице жил, в соседнем с моим домом, пока… все это не случилось. Мы его во дворе никогда Алекс не звали, только Алешка. Он здорово придумывал, – Томас вздохнул.

– А что ж, Гачик больше на представления не ходит? – спросила я, чтобы хоть как-то нарушить вдруг повисшую тишину.

– Так сама подумай, ему ж сейчас лет восемнадцать-девятнадцать, у него свои дела, взрослые.

– Может, на передовой?

– Может, и на передовой, давно не видел.

– А может, и не на передовой. Про него всякое болтают, – вмешалась Милка. – Будто с контрабандистами связался.

– Гачик мог, он же и в детстве со шпаной водился. Только он все-таки хороший парень. Ну а я тогда, после этой истории с обменом подарками в Санту поверил. Ведь он сделал все в тыщу раз лучше, чем я просил.

– И до сих пор веришь? – усмехнулся, но как-то не обидно, Дед.

– А ты сам, ты веришь? – чуть ли не хором и совершенно не сговариваясь, спросили я, Томас и Милка.

– Теперь уже не знаю. А поверил четыре года назад.

И Дед начал рассказывать.

– Обычно ведь как? Пока маленький, в Деда веришь, а становишься старше, и элементарная логика подсказывает, что взрослые это все придумали.

– Постой, постой! Дед, в какого еще деда? Ты чего нас путаешь? – встрял Томас.

Дед вдруг смутился и замолчал, а я сразу все поняла. Томасу и Милке пришлось объяснять:

– А чего тут такого? Дед же из Синереченска, там русских больше половины. А у русских – Дед Мороз, а не Санта-Клаус, отсюда и Дед. Не тот, который наш Александр, а сказочный, с подарками. Да?

– Ну, да в общем, – Дед помялся почему-то, но продолжил. – А у меня как-то все наоборот получилось. Не верил я ни в волшебного Деда Мороза, ни в Санта-Клауса. Знал, что подарки папа и мама под елку кладут. Меня устраивало. К тому же и подарки всегда были хорошие, какие просил. Но тут этот соседский парень, Мишка.

– Русский, что ли? – опять вклинился с вопросом Томас. – У нас такого имени нет.

– Ну русский, русский! Ты что думаешь, все русские – черти с рогами?