Юлия Яковлева - Дети ворона

— Кому еще ты ее показал? Тане показал?

Шурка помотал головой.

Таня была старшей сестрой. Она еще не вернулась из школы.

— Таня в школе, — подтвердила мама. Она была очень бледной.

— Вот что, — сказал папа. — Надеюсь, ты не врешь. А бумажку эту я выброшу. Как будто ее не было. Запомнил? Из этих стен — ни слова. Хорошо запомнил?

Шурка кивнул, кусая губы.

— Иначе большая беда может случиться.

Шурка заревел. Глядя на него, заревел у мамы на коленях Бобка.

— Нет, он меня в могилу свести решил! — воскликнула мама.

— Шурка, — сказал папа, стараясь придать своему голосу спокойствие. — Я не сержусь. Ты ведь не знал. А этот… нехороший человек, этот преступник, он ее специально бросил. Чтобы у того, кто найдет, были неприятности. Понял?

Шурка кивнул. Вытер ладонью слезы.

— Поэтому их везли в вагонах с замками?

— В каких вагонах? — спохватилась мама. — Вы опять на путях лазили?

Шурка опять всхлипнул. Плечи его затряслись.

— Шурка, — папа погладил его по голове. — Таким преступникам не место в Ленинграде. Среди честных людей. Поэтому их везли на поезде с замками. Понял? Сейчас не о нем речь. За вокзал тебя никто не ругает сейчас.

— Очень даже ругает, — возразила мама.

— Если кто-то узнает, нам очень трудно будет объяснить, что ты ее случайно нашел, — серьезным тоном сказал папа. — Ты понял? Рот на замок.

Шурка кивнул, всхлипывая. Папа обнял его. Погладил по спине. Подошел к столу, нашел в ящике зажигалку. Клацнул колесиком и бросил горящую бумажку в пепельницу.

— Вот и не о чем беспокоиться, — весело сказал папа.

Они глядели на пламя, быстро облизавшее бумажку со всех сторон.

Дверь щелкнула. Папа вздрогнул. Мама вскочила.

Это оказалась Таня.

— Ты нас напугала, — сказала мама.

Таня кинула ранец.

— А что это у вас горелым воняет?

— Это… — начал Шурка.

— Папа пыж поджег, — быстро объяснила мама.

— А, — сказала Таня без интереса и тотчас словно переключилась на другую радиопрограмму, куда более оживленную. — А у нас что сегодня в школе было! Перемена. Сидим мы с девочками на подоконнике…

— Шурка, — перебил папа, — мы не договорили. Вокзал — это отдельная тема. Целый месяц — никаких игр на улице. Тем более с Валькой. И завтра после школы — никакого Невского, никакого Папанина. Сразу домой!

— Он что — наказан? — оживилась Таня. — За что?

Шурка сделал ей лицо.

— Таня, садись поешь, — сказала мама. — Только руки вымой!

— Шурка, ты понял? — тихо и веско спросил папа.

— Понял, — буркнул Шурка.

А Танька всё тараторила:

— Ой! А что он на сей раз натворил? Опять с дружком своим шастал? Я так и знала!.. А что у нас было! В общем, сидим мы…

Шурка выскочил из подъезда. Вслед ему хлопнула дверь, с укоризной посмотрело соседкино окно с картонным бельмом. Но Шурка уже не думал про вчерашнее.

День смеялся и пах весной.

Шурка бежал — через Фонтанку — к Невскому проспекту. Там должны были проехать в машинах Папанин и его экспедиция.

Весь город радостно ожидал героев. Дома стояли как на параде: высокие, прямые, в лепных орденах и эполетах. Мартовское солнце наигрывало одним пальцем по подоконникам, козырькам подъездов: кап-кап, кап-кап, кап-кап-кап. Золотистые улыбки весны бежали по стенам, сверкали бликами на многочисленных речушках и каналах, обычно желтовато-хмурых. Дворники за утро сгребли снежную кашу по краям тротуаров, и солнце отыскивало в этих серых горных цепях крошечные алмазы: они сверкали. И даже чайки над просторной Невой казались чисто вымытыми и накрахмаленными, как столовые салфетки с твердыми уголками.

Шурка несся, едва касаясь тротуара. Из-под ног летели брызги. Но прохожие, которых он обгонял, не шипели вслед, а улыбались.

Все знали, какой сегодня день и куда бегут девчонки и мальчишки.

Шурка промчался мимо балетной школы — белые колонны стояли там в ряд, как балерины.

— Тьфу, черт, — едва успела отскочить женщина с авоськой.

Шурка обежал огромный желтый театр: на крыше Аполлон в короткой юбочке правил четырьмя лепными конями. Аполлону с его верхотуры отлично видно всё, с завистью подумал Шурка.

В сквере перед театром черные голые деревья стыли, промочив ноги. Они дрожали то ли от ветра, то ли от нетерпения.

Высокая чугунная императрица на своем постаменте вытягивала шею, словно тоже старалась разглядеть, не показались ли знаменитые полярники.

По обеим сторонам проспекта шумела толпа зевак. Иногда кто-то быстро перебегал улицу, и тогда постовые в касках испускали переливчатый свист. Он никого не пугал, а только усиливал всеобщее веселое нетерпение.

Шурка весело врезался в толпу, проталкиваясь локтями.

Люди стояли плотно, как в трамвае по дороге на работу. Только в трамвае все сонные, сердитые, а тут сама теснота радовала: тепло передавалось от человека к человеку. Казалось, именно от счастья всех этих людей сегодня тает снег. Даже мокрые черные вороны кричали не свое сырое «кар-кар», а «ура-ура».

«Едут! Едут!» — пронеслось по толпе. Волна радости бежала вдоль проспекта. Неслись звуки марша. Что-то зарокотало.

Шурка смеялся вместе со всеми. Жалко, Валька не с ним: вдвоем было бы еще веселей. Но что поделать. Помирятся как-нибудь.

— Смотрите!

Шурка тоже задрал голову вверх. Три самолета с алыми звездами на крыльях низко пролетели вдоль Невского, показывая серое брюхо. За ними хвостом сыпались и роились белые бумажки. Люди подпрыгивали и хватали их на лету. Это было приветствие героям. Шурка тоже подпрыгивал — но только воздух хватал.

Нет, успел! Схватил прямо у носа какой-то дамочки.

Шурка запихнул листовку за пазуху. Хорошо бы еще одну — Вальке. И сестре Таньке. И еще одну — Бобке. И еще — маме и папе.

— Ура! — кричал он, себя не помня. — Ура!

Ошалев от радости и азарта, он вцепился в белый листок, потянул, не соображая, что в другую сторону тоже тянет кто-то.

— Пусти, а то садану, — цыкнул на Шурку высокий парень в кепке и двинул локтем.

Шурка испугаться не успел, как между глаз у него вспыхнул белый огонь, потом боль. Из носа полилось что-то теплое.

Вдруг толпа вздрогнула. Волны пошли по ней. Вся улица закричала «ура!». В самом начале проспекта, отмеченном золотым шпилем, показались открытые автомобили. Они гордо несли героев-полярников.

Зажатый в толпе, Шурка видел только спины и ноги. Слезы лились сами. Кровь капала на подбородок, на грудь.

— Мальчик, ты что? Мальчик! — услышал Шурка. Мужчина в плаще и шляпе раздвинул рукой тесную толпу. — Товарищи, осторожнее, вы бараны, что ли? Ребенка чуть не затоптали.