Арна Бонтан - Попо и Фифина

Попо занимался своим делом и думал. Он силился понять, как же это можно выреза́ть на каждом подносе всё новые узоры. Сколько их может быть, этих узоров, и разве все удержишь в памяти? Какую же голову надо иметь?

Спустя некоторое время он подошёл к Марселю и спросил обо всём этом.

— Я и сам толком не знаю, брат, — ответил тот. — Спросим лучше у отца.

И ребята направились к верстаку дяди Жака. Но тот в это время особенно сильно морщил лоб и не стал отвечать на их вопросы, а кивнул в сторону старика Дюрана.

Старик Дюран колотил деревянным молотком по резцу, и когда мальчики приблизились, он поднял голову, отёр пот со лба, а лицо его расплылось в улыбку и опять стало похоже на плохо выпеченный пирог.

— Дедушка Дюран, — начал Марсель, — скажи нам, как ты делаешь каждый день новые узоры и для каждого подноса разные?

— И столько лет подряд, — добавил Попо.

Старик вынул изо рта трубку и прошамкал:

— Трудный это вопрос, мальчики, очень трудный.

— Но всё равно ты должен ответить. Мы очень хотим знать.

— Я и отвечу, мальчики, — сказал старик Дюран и немного помолчал. — Отвечу вам коротко: в эти узоры нужно вложить самого себя.

— Не дразни нас, дедушка, — сказал Марсель. — И не говори, пожалуйста, загадками.

— Всё это на самом деле загадка, — ответил старик Дюран. — И я вовсе не дразню вас, мальчики… А получается вот так… Только слушайте внимательно. Когда утром я иду вдоль берега сюда, в мастерскую, я вижу море и вижу лодки, и паруса, и рыбаков… И у меня в голове появляется целая картина… Потом я вижу голодного нищего — и это уже другая картина. Одни картины радуют моё сердце и веселят его, а над другими я плачу в душе. Когда мне радостно — всё вокруг кажется ярким и пёстрым: и птицы, и цветы, и деревья. Когда я печалюсь — всё делается серым и бесцветным… А потом я беру в руки нож или резец и принимаюсь за работу. Может, я и не думаю в эту минуту ни про лодки, ни про нищего. Но всё равно они живут в моей голове, все эти картины. И они водят моим резцом, заставляют мои узоры жить и рассказывать о том, что я сам чувствую. Узоры — это я сам, моё отражение. Значит, я вкладываю в них самого себя. В них мои радости и мои печали… Узоры — это мои песни… Поняли?

— Ага, — сказал Попо.

А Марсель добавил:

— Ты говорил так, будто рассказывал сказку. Но сказка очень интересная. И правильная.

— И если люди смотрят на мой узор, — продолжал старик Дюран, — на мою картину и видят там деревья, лодки, зверей или нищих и если они чувствуют при этом то же самое, что и я чувствовал, когда делал узор… Понимаете?.. Если это всё так, то мне больше ничего не надо. Это самое главное…

— Да, — сказал Попо. — Я, кажется, понимаю.

— Я тоже, — сказал Марсель. — Самое лучшее на свете — если умеешь делать узоры!

— И если другие их понимают, — сказал старик Дюран. — Да, это самое прекрасное.

Тут дядя Жак отвлёкся от своей работы и произнёс:

— Всё, что говорил вам дедушка Дюран, святая правда. Надеюсь, вы запомните его слова.

— Ага, — сказал Попо, а Марсель молча наклонил голову.

— А завтра, пожалуй, — снова заговорил дядя Жак, — завтра ты, Попо, попробуешь начать свой первый поднос.

— Завтра?! — завопил Попо. — Так скоро?

Дядя Жак улыбнулся:

— По-моему, ты способный мальчик. А главное — тебе нравится эта работа. Что ж, попытаемся…

Завтра! Попо был так счастлив и взволнован, что не мог больше говорить. Поэтому он молча думал о том, что будет завтра: как из-под его рук начнут выходить разные узоры… Самые, самые разные. Но все они будут рассказывать про что-то очень хорошее!

Попо шагал по улице, гордо засунув руки в карманы своих новых штанов. Он шел не куда-нибудь, а на работу. Как и всякий мужчина, у которого есть работа. И он чувствовал себя почти взрослым. Рассветный воздух был свеж и приятен. Вокруг были люди. Одни шли за водой, другие, как и он, на работу… Он шагал в мастерскую, которую уже полюбил.

Несмотря на ранний час, на тротуаре, за столиками кафе, уже сидели старики. Они пили кофе и играли в карты. В какую-то смешную игру: проигравший должен был нацепить на нос большую английскую булавку и так сидеть, словно в очках. Это было тем смешней, что играли они с очень серьёзными лицами. В другое время Попо, конечно, остановился бы и подольше поглядел на этих забавных стариков, но сейчас он спешил. И не куда-нибудь, а на работу.

Старик Дюран был уже в мастерской и, как всегда, суетился, наводя порядок, а вернее, просто передвигая всё с места на место.

— Ты сегодня слишком рано, — сказал он Попо.

— Да, — ответил мальчик, — но ведь мне надо заканчивать поднос. Тот, который дядя Жак делает вместе со мной. Осталось совсем немного.

— Пожалуй, ты сегодня его доделаешь, — сказал старик Дюран. — И, мне кажется, он будет совсем неплох. Для первого раза, конечно.

— Я тоже так думаю, — сказал Попо. — Вернее, хочу, чтобы так было.

Старик Дюран раскурил трубку, взял в руки деревянный молоток и резец и уселся за работу. А Попо принялся шлифовать свой поднос. Когда вошли дядя Жак и Марсель, работа у Попо была в самом разгаре. Сейчас он вырезал на дне подноса парусную лодку, а вокруг неё волны, волны…

Шли часы. Попо всё работал и работал не отрываясь. Наступило время завтрака. Попо наскоро проглотил еду и снова уселся за свой поднос. Ведь он решил обязательно его закончить. Так он сказал дедушке Дюрану и отступать уже не хотел.

Сегодня дядя Жак был разговорчивей, чем обычно, и рассказал несколько историй. Попо слушал их, но не прекращал работы и часто думал о своём. Поэтому слышал не всё, а только отдельные места.

Слышал он, например, что дедушка дяди Жака и папы Жана прожил на свете больше ста лет и звали его Эмиль. Дедушка Эмиль помнил ещё, как строили здесь большую каменную крепость на холме, что над их городом. Её называют крепостью короля Кристофа.

Дед Эмиль сам видел, как сотни темнокожих полуголых людей через весь город тащили большие бронзовые пушки, а потом с великим трудом подымали их по крутым склонам горы, и пушки были похожи на диковинных рыжих зверей. И те же самые люди покидали потом свои дома и уходили на гору, чтобы строить большую каменную крепость. Они оставались там по десять — двенадцать лет и совсем не приходили домой… А однажды дед Эмиль видел самого короля Кристофа, великого короля чёрных, видел, как он проехал на белом коне через весь город, а за ним шли телохранители в сверкающих одеждах…

Попо представил себе эту картину и подумал, как всё, наверно, было красиво. Но потом он почувствовал печаль. Через раскрытые двери мастерской он увидел вдали развалины этой крепости, и ему стало обидно, что её так долго строили и с таким трудом. Он не мог позабыть тех несчастных людей, которые втаскивали на гору пушки, а потом по десять — двенадцать лет не возвращались домой…