Михаил Булатов - Нас много (сборник)

Рисунки Е. Сахновской

Бабушка Евграфовна в полдень пошла на колодец. От колодца далеко видна была дорога, по которой двигались какие-то чуть заметные темные точки. Старуха не обратила на них внимания. Она привязала к веревке ведерко и опустила его в колодец. А когда она вытянула воду и снова взглянула на дорогу, ведро выпало из ее рук: к деревне мчались на черных рогатых мотоциклах немецкие солдаты. Они проехали мимо окаменевшей от неожиданности и ужаса старухи, даже не взглянув на нее. Вскоре после мотоциклистов в деревню въехали на грузовиках немецкие захватчики. К вечеру они уже хозяйничали в избах Алферовки.

Деревня в испуге притаилась и замолчала.

На другой день фашисты убили двух алферовцев — старика и мальчишку. Пастуха дедушку Афанасия Полотенцева повесили за то, что он с насмешкой спросил у обтрепанного немецкого унтера, почему в ихнем государстве солдатам не выдали зимние шинельки. Маленького счетоводова сынишку Феденьку закололи штыком за то, что он, съезжая на салазках с пригорка, наехал на немецкого солдата и сшиб его.

Гибель Федюшки напугала ребят. Они прятались, стараясь не попадаться на глаза врагам. Но, скрываясь от немцев, они зорко следили за ними. Сосчитали, сколько было офицеров и солдат, сколько было у них мотоциклов, грузовиков, пулеметов.

«Вот проберусь к нашим и расскажу, сколько чего у фашистов», думал каждый.

К вечеру мальчишки собрались в полуразрушенной бане, стоявшей среди густого кустарника на краю деревни. Сюда немцы не заходили, и мальчишки чувствовали себя тут в безопасности. Здесь они рассказывали друг дружке страшные новости о зверствах фашистов. Погоревали о том, что не взяли их с собой в лес партизаны, что нет у них ни винтовок, ни гранат, ни пулеметов, чтобы бить и гнать проклятых фашистов, и стали обдумывать, как незаметно и покрепче навредить им.

— А я знаю, что с ними, проклятыми, сделать, — сказал Сережка Карасев. — Они все на машинах. Без машин они куда годятся! Угнать у них машины надо или сжечь. Скоро придут наши, а им ни удрать, ни что…

Немецкие грузовики стояли у пожарного сарая. Их было пять. Они были большие, новые. На них можно было быстро уехать. Но что могли сделать ребята с этими грузовиками!

— Сжечь их надо, — сказал Семка.

— Да?… Как их сожжешь! — возразил Сережка Карасев.

— Ну, тогда колеса отвинтить!

— Так тебе часовой и позволит отвинтить их!

Надоумил ребят Андрюшка Толченов. Он был сыном колхозного тракториста и хорошо знал устройство машин.

— Надо унести у них заводные ручки, и пропали эти машины, ничего с ними не сделаешь — не пойдут без завода. А ручка на каждой машине одна, запасных нет…

Ручки! Заводные ручки! Это было и впрямь самое легкое и простое. Об этих ручках говорили долго. Их можно утащить, и дело сделано — засядут фашисты! Для этого нужно было подобраться к грузовикам, неслышно достать ручки и так же неслышно скрыться с ними.

— Ну, кто сумеет тихонько подползти к машинам? — спросил Карасев.

Мальчики переглянулись. Все понимали, что это простое дело было очень опасным: часовой мог заметить — и пропал тогда мальчишка!

— Я сумею… Я тоже… И я… — произнесли в темноте несколько голосов.

— А я ползаю, как уж, — тихо и решительно сказал маленький худенький мальчишка Прутик. — Я и унесу ручки…

Ночь была не очень темная, морозная. На березе тихо покачивался повешенный фашистами пастух Афанасий. Возле немецких грузовиков, выстроенных в ряд у пожарного сарая, ходил, пританцовывая, иззябший, закутанный в какое-то деревенское тряпье часовой. На голове его вместо шапки была напялена маленькая подушечка. Один угол ее торчал кверху, а два других были связаны бечевками под подбородком. Часовой часто перекладывал ружье из руки в руку, дышал на кончики пальцев и растирал окоченевший нос.

Мальчики тихонько сидели за пожарным сараем и наблюдали за всеми движениями часового. Вот часовой поскреб иззябшей рукой шею. Вот он взял ружье в левую руку, а правой что-то вынул из кармана и положил в рот. Раздался хруст: часовой что-то грыз. Потом он принялся подпрыгивать и стучать подошвами сапог по снегу. Андрюшка Толченов тихонько дотронулся до плеча Прутика. Прутик как настоящий партизан замаскировался: надел поверх шубы белую отцовскую рубаху. Он прильнул к снегу и бесшумно пополз к грузовикам… Вот машины уже совсем близко! Прутик приподнял голову и взглянул на часового. Он продолжал подпрыгивать. Прутик снова бесшумно пополз по снегу. Только бы доползти до первой машины! А там уж часовой не заметит его.

Часовой перестал прыгать. Не услышал ли он скрипа? Прутик замер в испуге. Замерли и ребята. Вдруг неожиданно громко и хрипло завыла совсем близко собака. Часовой вздрогнул, обернулся в сторону собачьего воя и принялся ругать испугавшую его собаку.

— Это хорошо, что собака завыла, — заметил Сережка.

Прутик быстро-быстро переполз открытое место, отделявшее его от первого грузовика.

Вот он у машин. Тихо, осторожно он привстал, бесшумно открыл дверцу кабины, пошарил там и достал заводную ручку. Готово! Есть одна! Теперь надо достать другую, а там еще три… Тащить их обратно будет трудно, они могут загреметь, рассыпаться… Но мальчики подумали об этом заранее. В кармане у Прутика длинная веревка. Маленький, гибкий, он переползает от машины к машине. Сердце его сильно бьется, но руки работают проворно. Вот и последняя, пятая ручка! Прутик, прислонившись к кузову грузовика, посмотрел на часового. Часовой сердито ворчал. Вдали мелькнула какая-то темная фигура. Часовой заметил ее и стал что-то кричать — видно, спрашивал, скоро ли придет смена. Прутик воспользовался этим: поспешно и бесшумно связал ручки, подвинул связку к крайнему грузовику и, намотав конец веревки на руку, пополз обратно. Руки у него были исцарапаны, в валенки и под шубейку набился снег, ему почему-то хотелось плакать. Он и заплакал, когда приполз к ожидавшим его ребятам. Но ни один из них не стал смеяться над ним.

— Ну чего ты, Прутик!.. — тихо сказал Андрюшка и погладил его по шапке.

Рядом с Прутиком на снегу лежала связка ручек от фашистских грузовиков…

Ребятам повезло: всю ночь шел густой снег и ветер кидал его из стороны в сторону. Все следы были заметены, и трудно было бы теперь врагам догадаться, куда девались ручки их автомашин. Но мальчики все же были в тревоге: что, если фашисты хватятся?..