Николай Павлов - Алёша Карпов

Но Данило начал решительно возражать:

— Почему это мне? У тебя среди интеллигенции знакомые, тебе и карты в руки. Тут, еж тя заешь, особый подход нужен. Они ведь и сами не должны знать, кто и зачем их собрал.

— Что ж, если поручите, я не откажусь, — согласился Нестер.

Убедившись, что говорить больше никто не хочет, Ершов повернулся в сторону Каурова.

— Вот, Саша, чем надо заниматься, а не помощниками у анархистов быть. Есть ли еще какие предложения? — после некоторого молчания спросил Ершов. — Нет? Тогда у меня есть еще небольшой вопрос…

Но в это время Нестер вскочил на ноги и предупреждающе поднял руку. Лицо его выражало тревогу. Со стороны завода доносился звонкий крик козленка. Левее закричала овца, залаяла собака. Нестер еще некоторое время прислушивался к этим звукам, затем сказал:

— Через посты прошло более десяти жандармов, все они направляются в нашу сторону. Нужно торопиться, через десять минут жандармы будут здесь.

— Они будут, да нас не будет, — спокойно сказал Ершов, собирая вместе с другими остатки еды. Приняв от Нестера принесенную им котомку, он добавил: — О следующем собрании, товарищи, договоримся тем же порядком, что и раньше.

Подпольщики крепко пожали друг другу руки и быстро пошли в разные стороны.

Когда жандармы подошли к Гарольдову гробу, там уже никого не было.

Взобравшись на камень, начальник злобно посмотрел на своего помощника:

— Только деньги получают да врут, как сивые мерины. Какая же это, черт побери, агентура? Завтра же вызовите ко мне этих мерзавцев, я им покажу, как обманывать. Я им покажу-у! — закричал он что было силы, потрясая кулаками.

В субботу, вскоре после первой смены, Маркин зашел к Шапочкину. Поздоровавшись, он кивком головы показал на дверь.

— Собирайся, пора к лесорубам отправляться, — сказал он. — Завтра воскресенье, до понедельника успеть надо.

— Успеем, — добродушно отозвался Валентин, поправляя одеяло на своей холостяцкой койке. — К лесорубам, так к лесорубам.

— Сколько отсюда до Собачьей считают? — спросил Маркин. — Успеем до вечера или заночевать в дороге придется?

— Дойдем, коли не обленимся. Не так-то далеко — двадцать верст. Эка невидаль! Люди в Сибирь пешком ходят.

— Успеешь еще и в Сибири побывать. Вот помяни мое слово! — И Маркин выразительно поглядел на друга.

Стояла жаркая сухая погода. Каменистый тракт покрылся пылью. Путники шли обочиной.

Напоенный смолистым запахом воздух леса был как-то особенно чист. Спутникам то и дело встречались заросли малины, смородины, вишни. Ягоды уже созрели и кое-где начали осыпаться.

Валентин с восторгом глядел по сторонам.

— Эх, и красота же! — радостно говорил он своему другу. — Я степняк, родился и вырос в Оренбургской губернии. Вот думаю, думаю и никак не могу понять, почему так устроена природа? В одном месте густо, а в другом пусто. Здесь что ни шаг — речка, озеро или ручеек. Горы, масса травы, непроходимый лес. А там только солончаки, ковыль и суховеи.

Шапочкин задумался. Шли молча. Каждый думал о своем. Валентин заговорил снова:

— А как ты думаешь, Данило Иванович, что люди будут делать с природой, когда буржуев победят и свою народную власть установят? Не захотят же тогда оренбуржцы без дров сидеть и кизяком печи топить. Свобода, скажут, равенство!

— Ну и что же, что равенство? — неопределенно ответил Маркин. — Не в дровах же счастье.

— А я думаю, что там все изменится, — продолжал мечтать Шапочкин. — И в Оренбурге много леса и воды будет, так это и знай.

— У кого что болит, тот о том и говорит, — с улыбкой ответил Маркин. — Вы, степняки, о воде и о лесе тоскуете, а я до сих пор о земле думаю. Не было у нас ее, земли-то этой. По осьмой десятины надела на едока имели. Овец да кур на ней пасли. Для посевов у башкирской бедноты землю арендовали, а больше по заводам мыкались и в лесу. Много его здесь, леса этого, да что толку? Чужой он, господский. Господам от леса доход, конечно, а нам он, еж тя заешь, все жилы вытягивает. Я, например, с малолетства возненавидел его. От этого и кузнецом сделался, а потом и совсем на завод перебрался. Но о земле и до сих пор мечтаю.

— Словом, одна нога здесь, другая — там, — усмехнулся Шапочкин. — По виду рабочий, а душа крестьянская. Наверное, еще и о народниках иногда тоска гложет?

— Нет, это уж ты оставь, — недовольно махнул рукой Маркин. — Вихляющих людей, что подделываются под чужое, никогда я не любил.

— Говорят, лесорубы нашего брата тоже недолюбливают, — заговорил Валентин о другом. — Заработком будто бы больше интересуются, а революционеров считают прощелыгами и болтунами. Даже разговоров, если они против царя и попов, слышать не хотят. За земельку и за все старое еще держатся. Нелегко с ними разговаривать будет. Могут и выпроводить еще.

— Если хорошенько присмотреться, есть, конечно, и такие, которые за старинку держатся. Что правда, то правда, — ответил Маркин. — Но уж землей ты их совсем зря попрекаешь. Не на это смотреть надо. Темны они — вот что. Забиты. Их еще больше эксплуатируют заводчики, чем нас. А ведь это наши союзники, помогать им надо. И не все они такие, как тебе рассказывали. Увидишь вот, сам убедишься.

Опасения Шапочкина оказались напрасными. Лесорубы встретили гостей приветливо. Первой подошла к ним Марья.

— А мы вас, товарищ Шапочкин, давно ожидали, — сказала она, подавая Валентину шершавую руку. — У нас ведь даже штучка одна ваша спрятана.

— А листочки, — не стерпел Алеша, — мы с тятей в тот же вечер все до одного по завалинкам разбросали. Шуму потом сколько было, страсть!

Шапочкин с недоумением посмотрел на Алешу.

— Листочки? — переспросил он, хмуря брови. — Какие листочки?

— Да на ярманке, не помнишь разве? — удивился Алеша. — Мальчишку торговец бить хотел, а ты его выручил. Потом еще чуть драки не было с торгашами. Интересно!

— Ну-ну, — пробасил Валентин. — Теперь вспомнил. Крендель тогда мальчишка, кажется, украл? Один крендель.

Алеша насупился и недовольно ответил:

— Не украл, а взял, чтобы поесть. Голодный он был.

Теперь Валентин посмотрел на мальчика с удивлением.

— Это правильно! Молодец. Конечно же, не украл, — улыбаясь, он погладил взъерошенную голову мальчишки.

Хозяева пригласили гостей к костру. Сюда постепенно сошлись все лесорубы. Вначале разговор не клеился, потом кто-то напомнил о засухе и плохом урожае, затем заговорили о расценках, о дороговизне.

Гости остались на ночлег. Лесорубы успели поужинать, поэтому для гостей снова принялись варить кашу и повесили над огнем чайник.

Становье расположилось в неглубокой котловине у отвесной гранитной скалы. Справа, за пригорком, тихо плескались волны горного озера, слева — с высоты в пятнадцать сажен, прямо из каменной стены с шумом низвергалась речка. Впереди высилась покрытая столетним лесом Собачья гора. Все здесь было большое, сильное, сказочно-прекрасное. Только сплетенные из молодой березы и покрытые пологами балаганчики лесорубов казались маленькими, жалкими и ненужными.