Пётр Заломов - Петька из вдовьего дома

А между тем началась метель. На Арестантской площади сильнейшие порывы свирепого ветра норовили Петьку сбить с ног. Ветер дул с угла площади, со Звездинских прудов [89] … со Звездинских прудов… — Система искусственных прудов, ныне засыпанных. Находились в районе современной улицы Звездинки. , насквозь пронизывал ватное пальтишко, добирался до костей. Лицо хлестало и резало снегом, и теперь Петька думал лишь о том, как бы скорее дойти до дома.

В поле он попал в такую снежную круговерть, что невольно вспомнил о пушкинских бесах. Ему казалось, он улавливал их очертания в белом несущемся хаосе. Земля в минуту обросла вдруг лесом живых белых волос, космы которых закрыли весь мир. Рискуя потерять в сугробах валенки, Петька добрался наконец до вдовьего дома. Настроение, несмотря ни на что, было прекрасное, когда он вдруг неожиданно вспомнил про Павла. «Жадина я! — обругал себя Петька. — Хотя бы лепешку Павлу оставил!»

И все! Хорошего настроения как не бывало. Петька со всей неотвратимостью и остротой почувствовал, что обманул товарища, что утаил от него какие-то крошки и что теперь ему будет ужасно стыдно смотреть в глаза добродушного Павлушки. На другой день утром, по дороге в училище, Петька, заикаясь, краснея, рассказал Коровину о вчерашнем. В ответ на это Павел лишь улыбнулся добродушно. А когда Петька вновь с великим трудом накопил гривенник и все купленные им крошки отдал ребятам, то Павлушка заметил не без гордости: «А ты, Петька, молодец! Умеешь слово держать!»

Перед рождеством во вдовий дом стали подвозить на санях подаяние от богатых купцов-старообрядцев. Детишки, живущие в подвале, особенно не могли сдержать восторга. Они, припевая, прыгали по заснеженному двору:

— Пода-яние везут! Пода-яние везут!..

Было отчего радоваться. Вместо обычных черного хлеба и картошки им предстоял роскошный обед с мясными щами.

Куда спокойнее восприняли весть о рождественском подаянии на втором и третьем этажах, где жили более обеспеченные женщины: вдовы священников, учителей, чиновников. Некоторые из них получали пенсию до сорока рублей в месяц. Вообще обитатели подвала относились к жильцам с этих этажей с неприязнью, радовались каждому скандалу наверху.

Особенно развлекла всех драка между интеллигентными дамами во время генеральной уборки коридоров. Ссора возникла из-за того, что каждая боялась сделать больше другой. Вдовы из подвала побросали свои дела и побежали смотреть, как дерутся «благородные дворянки». Страсти накалялись: поначалу тонкие остроты сменились площадным сквернословием, а потом в ход пошли даже щетки. К удивлению Петьки, неожиданно вспыхнувший спор был закончен рукопашной: благородные дамы вцепились друг другу в волосы. Событие это долго еще обсуждалось во вдовьем доме, особенно в подвальных номерах, жители которых постоянно были заняты работой, и ссоры между ними случались редко. А драк и быть не могло, даже если бы и повод нашелся: вряд ли кто из подвальных решился бы на это.

С бедноты смотритель дома за всякий проступок взыскивал необыкновенно строго. Так, мать Ваньки Курякова была безжалостно выдворена из вдовьего дома, несмотря на большую семью, и все это из-за трех старух староверок, живущих по соседству с Куряковыми.

Старухи приехали во вдовий дом из какого-то заволжского лесного скита [90] … из какого-то заволжского лесного скита. — Имеется в виду старообрядский монастырь. Заволжье, в частности левый приток Волги — река Керженец, издавна служило приютом для староверов. , были очень богомольны, сварливы и злы. Староверки, на потеху ребятишкам, называли себя невинными девицами и христовыми невестами, хотя каждой из них было за семьдесят. Целыми днями они, неслышно шевеля губами, молились, перебирая четки в руках, без конца клали земные поклоны.

Детишки же Куряковой, особенно меньшая Ларка, отличались чрезмерной резвостью. Им нравилось дразнить старух, и часто под их окнами или около дверей поднимался страшный шум, а Ларка пела своим пронзительным голоском:

Не молены, не крещены,

Из лесной глуши тащены,

Чертовы невесты!..

Песенки эти особенно возмущали старух. Они выскакивали из номера, пытались даже поймать кого-нибудь из детей, но догнать, конечно же, никого не могли и тогда отчаянно ругались. Но как только они скрывались за дверьми номера, детвора принималась за старое. Курякова уж и порола ребятишек за проказы — ничего не помогало. Мать уходила на поденную работу, и целый долгий день дети были предоставлены самим себе.

Вдова Курякова была женщиной молодой, привлекательной, и служивший в доме истопник заметил ее. Все про это знали, но смотрителю не жаловались. Христовы невесты, однако, решили иначе. Однажды, сразу же после вечерней поверки, когда вход в номера не то что мужчинам, даже соседкам-вдовам был воспрещен, нетерпеливый истопник прошмыгнул к Куряковой. Старухи заметили его и немедленно привели надзирательницу. Та потребовала, чтобы ее впустили в номер. Курякова перепугалась, потушила огонь. Тогда послали за смотрителем. Когда по его требованию вдова открыла дверь, под кроватью увидели сапоги истопника, который пытался там спрятаться. В тот же вечер истопник был уволен с работы, а семья Куряковых выгнана из вдовьева дома.

Жильцы жалели молодую вдову, старух же с тех пор возненавидели, возмущались и смотрителем, который был строг только с бедными вдовами, а благородным спускал все грехи. На втором этаже жила вдова Миловидова, обе дочери ее, не таясь, встречались с попечителем вдовьего дома, были веселы, нарядны и жили припеваючи.

Старухи староверки торжествовали напрасно. Радость их была недолгой. Теперь другие дети кричали под дверьми:

— Чертовы невесты! Ведьмы Христовы!

История с Куряковой долго еще занимала обитателей дома. Многие вдовы с этих пор стали очень осторожны и встречались с дружками где-нибудь на стороне, часто под предлогом посещения всенощной службы в церкви. Одни вдовы в монастырскую церковь идут, а другие — мимо.

Да и сам монастырь пользовался дурной славой. Ходили слухи, что туда ездят кутить богатые купцы, а после кутежа делают крупные вклады. Кое-что о монастыре подростки узнавали от молоденьких послушниц, вступивших в него из вдовьего дома.

Однажды в полночь две послушницы попытались спустить со второго этажа по веревке свою подругу, спешившую на свидание. Веревка оказалась короткой, послушница настолько тяжелой, что поднять ее обратно не удалось. Все трое принялись страшно кричать и разбудили весь монастырь. Девицу подняли, а утром все трое были наряжены в бумажные дурацкие колпаки с позорными надписями и проведены по монастырю на посмешище. Кроме того, им в наказание назначили множество поклонов и молитв.