Николай Кузьмин - Где найдёшь, где потеряешь (Повести)

Потом была практика, потом экзамены, как водится. Весной их распределили, и Алексей Губарев попал в смену багермейстера Лаптева на земснаряд № 307. А Коля в эту смену даже не понадобился, к сожалению. Его вообще на другой объект направили, так что из новых кадров очутился на «семерке» один Алексей. Немного боязно и как-то неловко было приступать к работе среди незнакомых гидромеханизаторов. «Но это — первое время, пройдет, привыкну», — успокаивал себя он.

Когда вручили удостоверение, в котором значилось, что Алексей Петрович Губарев является младшим машинистом электрооборудования, он едва сдержал в себе гордую мальчишескую улыбку. Зато после не мог да и не хотел сдерживаться: козырял своим документом повсюду и откровенно сиял. Прежде всего, разумеется, представил его родителям, выбрав для этого наилучший вечерний момент за столом.

— Взгляни, — сказал отцу, протягивая хрустящую книжечку.

— Ого! — изучив содержание, порадовался Губарев-старший. — Не шутка! И печать стоит.

Мама тоже порадовалась, но сказала по-женски:

— Снаряд все-таки… Ты уж там поосторожней, Алешенька.

Он смеялся. Он весело и с достоинством смеялся, чувствуя свою полноценную солидность. А потом позвонил Марине, договорился пойти в кино. Когда покупал билеты в кассе, то, вынимая деньги, обронил удостоверение почти ненароком. Марина, конечно, полюбопытствовала, прочитала. О, с каким уважением глядела она после на Алешу! Еще бы — машинист электрооборудования! Две буковки «мл» ей ничего не сказали, а он расшифровывать их не стал.

— Ты знаешь, — с воодушевлением хвастал Алеша перед началом сеанса, — главный мотор у нас — во, под потолок! Трубы — во, не обхватишь. А ток у нас шесть киловольт. Не двести двадцать, как в домах, не триста восемьдесят, как на заводах, а шесть тысяч. Тысяч! Представляешь? Чуть коснешься — вмиг один уголек…

— Ах! — как полагается, ужасалась Марина.

— Пульпы гонит триста кубометров в час, — без передышки продолжал он. — Энергии потребляем не меньше, чем целая фабрика!..

Только звонок, приглашающий в зрительный зал, заставил опомниться и умолкнуть увлеченного гидромеханизатора.

А на следующий день он впервые отправился на производство не зевакой, не практикантом — настоящим электриком в рабочую смену. От участка, где контора, пристань, мастерские, повезли их к земснаряду маленьким катерком, БМК называется. И потом всегда так доставляли, поскольку место глубинных работ находилось в заливе, пешком не прошлепаешь. С волнением и торжеством посвящаемого ступил Алексей Губарев на палубу «семерки». Она слегка покачивалась на волне и дрожала под воздействием мощных механизмов, безостановочно добывающих грунт. Предыдущая смена быстренько погрузилась в катерок, тут же укатила на отдых. И вот тогда началось непредвиденное…

Ветераны — их было трое, багермейстера не считая, — долго и очень пристально разглядывали новичка, ухмылялись, рассуждали вслух о его прическе, джинсах, портфеле, в котором принес обед. Сами они тоже таскали сумки, чемоданчики с провиантом, так как продолжительность сменного дежурства была двенадцать часов, а столовки на море не придумано. Но то — сами! С новеньким дело другое. Портфельчик свежеиспеченного электромашиниста им покоя не давал.

— Директор! — язвил младший механик Галай, с трудом натягивая брезентовую робу на обширные телеса. — Ба-алшой началнык! — с каким-то восточным акцентом балагурил.

Ничего смешного тут не было, но другой рабочий, Дворянинов, зрелый мужик гигантского роста, метровые плечи, сапоги — сорок немыслимый размер, хохотал безудержно, оглушительно и смотрел на Алешу ждущими детскими глазами, как на клоуна, который выкинет сейчас еще один обязательный трюк.

Происходило это в раздевалке, где люди снимают с себя поутру чистую одежду, заменяя неимоверно засаленной спецовкой для трудового дня. Почему такая униформа, Алеша понял вскоре, а пока он переодевался в новенький комбинезон, осваивал отведенный шкафчик, терпеливо помалкивал и приглядывался к напарникам сам. Он уже знал их фамилии, знал, кто в какой должности, остальное мог лишь угадывать, что и делал по мере возможности своего совершеннолетнего ума. И выходило на первый взгляд: Галай — явный хам и чревоугодник; Дворянинов — балбес, без царя в голове; пожилой механик Смирнов — просто Старик, его здесь так и звали все время.

Когда переоделись и покурили для ритуала, Дворянинов обратился к Алеше, зачем-то улыбаясь во весь рот:

— Слышь, салага! Я твой самый непосредственный начальник. Так что давай. А сейчас двигай за мной, ха-ха!

Они вышли из раздевалки на палубу, которая была верхней, спустились по отвесному трапу на нижнюю, потом спустились еще глубже — в машинное отделение. Пока продвигались так, Алеша, следуя сзади вплотную, ощутимо прочувствовал, насколько могуч, огромен его непосредственный начальник. Шаги Дворянинова по железным ступеням бухали прямо кувалдами, поручни прогибались, если он опирался на них. «Каменный гость», — придумал Алеша еще одно прозвище старшему электрику. А тот как раз повернулся лицом и начал орать, басисто гудеть, словно церковный орган:

— Вот этот рубильник, он всю дорогу вылетает. Это — реле защиты рыхлителя от перегрузки. Учили? Если фреза перегружена, он ее вырубит — не страшно. А ты бери и врубай обратно. Сиди вот тут и гляди.

Орал Дворянинов, во-первых, по причине своего мощного голоса, которым не умел пользоваться благоразумно. Во-вторых, в машинном отделении стоял такой грохот и гул, что разговаривать нормально было просто невозможно. Здесь все кричали, когда земснаряд работал.

— А еще чего делать? — поднатужившись, спросил Алеша.

— Ничего! — рявкнул старший электрик. — Сиди знай! — И захохотал.

Потом он ушел куда-то, оставив юного помощника в полном недоумении. Первое время Алеша прилежно таращился на доверенный прибор и ждал. Однако ничего ожидаемого не произошло ни через пять минут, ни через десять, и даже спустя битый час ничего не произошло.

Земснаряд «молотил», как здесь выражались. Молотил исправно, оглушительно, хотя и невидимо. Лавина грунта с водой — пульпа мчалась сквозь его чрево, скрытая броней кожухов, упрятанная в железо труб. Прокатившись таким образом по веренице понтонов, которые тянулись за основным агрегатом, словно хвост бумажного змея, по стационарному пульповоду на берегу, низвергался этот продукт гидромеханизации за километры от места добычи. Только там, на карте намыва, был очевиден результат работы — огромные площади илистого грунта. А тут, в машине, могло показаться, что земснаряд хитро бездельничает, просто дрожит и лязгает вхолостую, неизвестно для чего.