Макар Последович - Магистральный канал

Дед Брыль, наверно, врал про свои охотничьи подвиги. Где и когда он видел тех медведей? Но рассказывал старик так складно и с такими подробностями описывал собственное геройство, что трудно было не поверить. Правда, разговоры о своем славном охотничьем прошлом дед вел только с десяти-двенадцатилетними ребятишками. Откуда этим гражданам было знать, что происходило сорок и больше лет тому назад. Разве что из книжки.

— Ты эту зловредину, хорька, ликвидируй как класс, — дал деду Брылю строгий наказ председатель колхоза. — Еще, лихо возьми, заберется на ферму. А там — тысяча леггорнов. Это тебе не шутка!

— Все сделаю в лучшем виде, — ответил дед Брыль.

В тот же вечер старик достал с чердака деревянную ловушку и отправился к старому сараю, где укрывался белый хорек. За ним вслед пошли ребята. Они очень любили слушать его рассказы, всегда старались отличить в них правду от небылиц.

Спустившись с заснеженного берега на речной лед, дед Брыль остановился. Остановились и хлопцы, вопросительно глядя на морщинистое лицо старика.

— Тут когда-то водились бобры, — торжественно произнес дед, показывая рукой на ольховый кустарник. — Бывало, как начнут бить хвостами по воде, такой шум подымут, что хоть уши затыкай. Ну, гром так не гремит, как они…

— А зачем они били по воде хвостами? — заглядывая в спокойные глаза деда, спросил Генька Шимковец.

— Известно, зачем: бобров со всей реки созывали.

— А зачем созывали?

Дед Брыль прижмуривал глаза, от этого его лицо становилось хитрым и всезнающим.

— Хаты себе строить созывали, вот для чего. Соберется их около тысячи. Ну, известное дело, проведут короткое совещание. Рассядутся кругом и начнут говорить…

Хлопцы даже привскочили.

— Говорить?! Как люди?!

— Ну, не совсем уж так, как люди. Мы языком, разговариваем. Бобры иначе. Они хвостами. Один, скажем, показывает хвостом, что сначала надо перегрызть и свалить вот эту ольху, а другой бобер не соглашается. Считает, что это неправильно, и показывает хвостом на другое дерево. Тогда первый бобер машет своим плоским хвостом в другую сторону. Это означает, что он не согласен. А потом, если не могут прийти к согласию, избирают комиссию. В комиссию выбирают самых старых и самых толстых бобров. Комиссия осматривает каждое дерево. Начинаются прения и в комиссии. Один опускает хвост книзу, показывая тем самым, что дерево это надо класть как нижний венец на дне речки. А другой задирает хвост кверху: «Нет, — говорит, — это дерево годится только на самый верх плотины». Покуда старые бобры спорят и договариваются, молодые плещутся в воде, гоняются друг за дружкой, играют с рыбами…

Дед, передав ловушку Геньке, доставал из кармана табак и набивал трубку. Пока он прикуривал, Генька успевал подмигнуть приятелям. Старик и сам часто подмигивал, но не любил, когда то же самое проделывал кто-нибудь другой во время его рассказа. «Ты что, не веришь? Вру, говоришь? Ах вы, жевжики! Больше ничего вам не расскажу!» — говаривал он в таких случаях.

Но на этот раз дед Брыль, ослепленный вспышкой спички, не заметил в сумерках выражения Генькиного лица. Попыхивая трубкой, он снова заговорил:

— А сколько переловил я бобров в мережи. Поставишь вечером снасть возле их хатки, а утром — бери добычу. Здоровенные, как телята. Около двух пудов. Один хвост фунтов десять. И такой твердый, что хоть гвозди им заколачивай в дубовую колоду. И глаза у этих зверьков совсем как у человека… Когда-нибудь я вам расскажу, как я поймал бобра и что потом случилось… Про бобровые слезы расскажу…

Сумерки сгущались. Ольховые кусты казались теперь крупнее. На пригорке неясно вырисовывались колхозные строения. Окончив работу, гнал в гараж свою полуторатонку Матвей Пыж. Яркие лучи фар на мгновение осветили седую бороду деда, потом скользнули по зеленоватому льду. Старик спохватился:

— Ох вы, жевжики! Заговорился я с вами, а мне ведь время на пост заступать. И ловушка не поставлена. Ну-ка, марш на Высокую гряду…

Подойдя к сараю, Антон Николаевич принялся прилаживать ловушку. Делал это он не спеша. Хлопцы затаив дыхание молчаливо наблюдали за его работой. Старик часто выпрямлялся, оглядывался на ребят и кричал:

— Тише вы! Напугаете зверя, тогда его и силком не загонишь в ловушку.

— Мы не шумим… — шептали в замешательстве хлопцы, — Мы тихо…

— Знаю, какие вы тихони! Может, язык за спиной мне показываете? A-а? Ваше счастье, что темно сейчас!..

Минут через десять ловушка была поставлена. Старик довольно крякнул и побрел в деревню.

Ночью выпала пороша. Генька еще перед занятиями сбегал к сараю. Ловушка оказалась пустой. Но хорьковые следы, как и в прежние дни, снова ясно обозначались на снегу. Эти следы зверька были усеяны яркими капельками крови. Хищник выходил из своей норы на охоту и, наверно, притащил в свое таинственное жилище добычу. Видно было по следам, как он осторожно обошел ловушку и укрылся в подземном убежище под сараем.

Теперь сытый неуловимый зверек спит там в своей норе. Почему этот хорек белый? Генька видел много хорьков, но все они были темной масти. Вчера ребята спрашивали учителя. Учитель объяснил, что бывают белые вороны, куницы. Это альбиносы.

Дед Брыль объяснил это по-своему:

— Вы у меня спросите! Он белый, потому что живет глубоко под землей. Если б и вы в такой темноте и в сырости пожили, так не то что побелели, позеленели бы. Вы, жевжики, всегда у меня спрашивайте, если чего не понимаете…

Генька внимательно присматривался к ловушке, к следам зверька. А ведь ловушку дед поставил слишком далеко от норы! Зачем же хорьку лезть на смерть, если можно обойти…

В это время показался дед Брыль, спешивший к сараю сразу же, как только сменился с поста. Издалека заметив Геньку, он крикнул:

— Ну, по какому месту его прихлопнуло? Я же говорил…

— Его не прихлопнуло, — пряча улыбку, откликнулся Генька.

— Что ты плетешь? Я сейчас сам посмотрю.

— Хорька нету…

— Нет? Как — нет?

Подойдя ближе и осмотрев пустую ловушку, дед беспокойно затоптался на месте.

— Не полез, злодей. Ах, ах… Ну, уж в эту ночь он наверняка угодит. Ты знаешь, чего он натворил? Четырех таких леггорнов колхозных зарезал. Пропади ты пропадом такой зверь! Ну, да теперь ты от меня не уйдешь, подлюга!

Старик, ругаясь, передвинул ловушку к самой норе. Потом присыпал ее снегом, вскинул на плечо берданку и молча пошел домой. Генька побежал в школу.

Два дня хищник не выходил из норы. Объясняли это по-разному. Одни говорили, что он обожрался и издох в своем убежище. Другие утверждали, что, почуяв опасность, зверюга убежал и больше не вернется. Заведующая птицефермой повеселела. Высокомерно расхаживали за проволочной сеткой птичника породистые петухи. Они взлетали на высокие столбы и задиристо орали свое кукареку.