Умар Гайсултанов - Арби

— Все говорят, что с мальчиком ничего не сделается, зато отец его получит прощение.

Санет заплакала.

— Пойми, нельзя идти против аллаха, — торопливо заговорил Хамид. — Они все ссылаются на аллаха, на коран. Особенно мулла. А я ему верю: не станет лгать, греха побоится. Он много случаев рассказывал…

— Чтоб он сгорел вместе со своими случаями! — в сердцах крикнула Санет.

— Не говори так. А мальчика обижать мы не позволим, ведь он тут, рядом будет.

Последние слова немного утешили Санет. Конечно, она каждый день будет навещать Арби. А Бексолта в любое время пускай бегает к нему поиграть.

— И долго ему придётся батрачить? — спросила она.

Хамид не ответил. Растянувшись на жёстких нарах, притворился спящим. У него духу не хватило рассказать жене, что больше всего времени он провёл сегодня у дома муллы. Мулла долго искал ответ в священных книгах и наконец сообщил, что Арби должен пасти овец пять лет. «Почему так долго? — возмутился Хамид. — Я же знаю, сколько платят чабанам». — «Одно дело взрослый, другое — ребёнок», — возразил мулла. «Вы сами говорили, что он уже достаточно взрослый». Мулла закрыл глаза, погрузился в размышление, а потом проворчал: «Он достаточно взрослый, чтобы вымолить прощение своему отцу, но он ещё мал, чтобы Супани мог полностью на него положиться. Ладно, пусть будет четыре года».

А по дороге домой Хамид увидел Гому, который гнал к дому муллы жирного барана. Уж не подарок ли это божьему человеку за помощь? Да и своего сынка Ил е са мулла вряд ли послал бы пасти чужое стадо. Вон он таращит любопытные глаза из-за ограды. Крепкий малый, налитой: кажется, коснись щеки пальцем — сок брызнет.

Но Хамид отогнал от себя эти мысли и стал думать, что он всё же постарается выкупить Арби, не позволит ему быть рабом. Потому так и старался Супани закабалить мальчика, что даже самый бедный чеченец считал позором идти в услужение к богачу. Он скорее зубами перепашет свой клочок земли, откажется от сна, станет голодать, но никому не позволит быть над собой хозяином, точно над скотиной.

«Ничего, это ненадолго, — думал Хамид. — Вот сколотим немного деньжат и сразу вернём этот проклятый долг».

Под утро Арби приснился сон: он и Бексолта играли, а рядом сгрудились козы. Повизгивала привязанная к плетню собака.

Мальчики заспорили, кто дальше прыгнет. Арби разбежался, взлетел высоко в воздух и упал. Он притворился, что сильно ушибся, и лежал неподвижно. Бексолта подбежал, стал трясти его за плечи.

«Вставай! — кричал он над ухом. — Эй, вставай!»

Арби открыл глаза. Над ним стоял Супани.

— Вставай! Ишь разоспался. Уже светает.

Сон сразу пропал. Арби вылез из стойла, где на сене ему была устроена постель, выбежал из хлева.

— Смотри далеко в лес не уходи, — поучал его вышедший следом Супани. — Говорят, волков много расплодилось.

— Хорошо.

— Как за село выйдешь, на опушке, где я тебе показывал, и паси.

— Хорошо.

— Ты что, других слов не знаешь, кроме «хорошо»?.. Иди к Кесир а т, попроси, чтобы с собой поесть дала. День длинный, будешь пасти и пожуёшь…

Звёзды на тёмном небе начали гаснуть. С востока край неба заалел, будто накаляясь. Перебросив через плечо маленькую сумку, Арби шёл к воротам. Супани окликнул его, приблизился своей тяжёлой походкой:

— Покажи, что тебе дала Кесират.

Арби вытащил из сумки половину лепёшки и две луковицы.

— Вот видишь, — сладким голосом заговорил Супани, — мы с тобой последний кусок хлеба пополам делим. Думаешь, ты много заработал? Мне с тобой больше хлопот и беспокойства. Ради твоего несчастного отца я тебя взял, чтобы ему там легче было…

Арби стоял потупившись. Он уже знал привычку своего хозяина провожать долгими напутствиями каждый съеденный кусок. И странно: чем слаще были речи Супани, тем горше казался его хлеб.

— Хорошо, — невпопад сказал мальчик, когда Супани наконец умолк, и побежал за овцами, которые ушли далеко вперёд.

Тяжело приходилось теперь Арби. С утра до позднего вечера караулил он овец, гоняясь за каждой из них, чтобы не отделилась от стада. В дождливые дни мальчик чистил хлев, убирал двор, гонял скот на водопой.

Солнце ещё пряталось за горой, когда Арби миновал последние дома аула. Он дошёл до опушки леса, повесил сумку на сук ближайшего дерева. Пока трава не совсем обсохла от росы, Арби попрыгал на одной ноге.

Но вот из-за горной высокой вершины показалось солнце, и росинки в зелёной траве засверкали яркими бусинками. Будь это драгоценные камушки, Арби набрал бы их сейчас в свою сумку и отнёс Санет. Пусть нанижет на длинные нити и носит, чтобы все завидовали да оглядывались. Какая она добрая — всякий день присылает с Бексолтой гостинчика или сама приходит, кормит Арби, гладит по голове, утешает самыми добрыми словами, какие знала одна только мама.

А бусинки вдруг исчезли, будто их и впрямь кто-то собрал в невидимую сумку. Арби присел на тёплую землю, достал из кармана перочинный ножик — единственную память после отца. Он поднял валявшуюся неподалёку ветку и стал очищать её от коры и сучьев.

В эту минуту со стороны леса донёсся слабый свист. Арби прислушался, огляделся вокруг, но никого не увидел. Свист повторился уже ближе. И тут Арби заметил за кустом человека, который манил его рукой. Арби встал, отряхнул с колен стружки и подошёл к кусту. Там сидел на траве охотник с чёрной бородой, с длинными усами. На коленях он держал ружьё. Рядом лежали две убитые куропатки.

— Ты опять не узнал меня, Арби?

— Бека! — радостно воскликнул мальчик.

— Тише. Беда, если кто услышит моё имя. Вот тебе гостинец, — сказал Бека, доставая из-за пазухи лесные груши и яблоки. — Плохо тебе приходится у этого дракона Супани?

Арби промолчал.

— Будь он проклят! — продолжал Бека. — Слышал я о его проделке. Ничего, потерпи немного, я тебя вырву из его рук. Хоть поесть-то даёт?

— Даёт… лепёшку с луком. Ещё Санет присылает.

— Да, эти люди ничего не пожалеют. Скажи-ка, Арби, ты знаешь, где живёт моя мать?

— Знаю, мы у неё были два раза. Сперва за твоим ружьём ходили, а после мясо относили.

— Какое мясо?

— Когда отец козу подстрелил.

— Эх, Махмуд, рано ты покинул этот свет, — горько произнёс Бека и задумался. Потом попросил Арби: — Будь другом, отнеси этих куропаток моей матери.

— Хорошо, — обрадовался Арби.

— Скажи, я жив-здоров, прошу не скучать обо мне.

Арби кивнул.

— И никому не проговорись, что меня видел.

Бека бесшумно исчез в лесу — ни одна веточка не хрустнула.

Когда зашло солнце, Арби пригнал к дому овец и устремился к воротам.