Владимир Кобликов - Топорок и его друзья

Пастух уселся недалеко от дуба, на бугорке, достал из холщовой сумки кусок сваренного в щах мяса, огурец, ломоть хлеба и стал громко жевать.

Злодей отошел в сторонку, отвернулся, чтобы хозяин не подумал, что он ждет подачки. Пастух, хмурый по утрам, часто забывал поделиться с ним едою. Сегодня такого не случилось: Николай позвал собаку, дал ей порядочный ломоть хлеба, остатки мяса и даже кусок сахару.

После еды пастух закурил и стал ныныкать песню, а Злодей задремал: ночью в сарае ему не дали спать мыши. Грело солнце.

Кузнечики, обсохнув, затрещали, зазвенели, предвещая полуденный зной.

...Во сне Злодей услышал ноющий гул. Собаке показалось, что где-то летят огромные шмели. Злодей так и не успел ничего понять. Он проснулся от пронзительного воя. Вскочил на ноги, Пастух неистово хлопал кнутом, пытаясь загнать в лес мятущихся коров.

Злодей подумал, что на землю упало солнце. Он успел увидеть только ослепительный всполох огня. Страшная сила бросила его к старому дубу.

— Ааааааа! — закричал пастух.

Злодею же почудилось, что его старая хозяйка Зина Лукина наконец-то нашла его и позвала:

— Гекааааа!

...На Сельский луг сбежался народ. Молча смотрели висляевцы на мертвого пастуха, на убитую собаку, на вырванный из земли горящий дуб. Тело и лицо Николая были изуродованы. а на Злодее ни царапинки. Словно лег он и притворился спящим. В траве билась раненая корова. Запричитала ее хозяйка.

— Хватит, Домна, — успокаивали ее, — корова не человек.

— Ох, осталась же я без кормилицы... — голосила Домна.

— Не тревожь людям душу! — прикрикнул на нее старик Лукичев. — Цела останешься: твою корову прирежем сейчас и сдадим на заготовки, а тебе подберем другую. Из колхозного стада.

Домна сразу стихла.

— Вот она какая война, — сказал кто-то из женщин.

— Это только цветики, — ответил Лукичев. — Бабы, а кто знает, откуда родом пастух Николай?

Никто в Висляеве не знал этого...

Вдруг все вздрогнули от плача. Громко, навзрыд, заплакал друг Злодея Вася, худенький, белобрысый, с большими печальными глазами мальчишка.

Тиша увез остатки сена. Участок стал голым, колючим.

Митя и Клава уехали с Тишей. На покосе остались Лариса, Топорок и Ваня. Еще сегодня днем каждый из ребят мечтал о том часе, когда будет увезена последняя охапка сена; тогда не надо будет трясти, таскать, копнить, навивать, топтать. Десять дней они были подчинены ему, сену. Сено! Сено! Сено! С росы до росы все сено, сено, сено, душистое, ломкое, колкое. Оно и ночью не давало ребятам покоя, снилось.

Но стоило Тишиной машине, увозившей остатки сена, скрыться за деревьями, как всем троим стало грустно. К каждому пришло неуютное чувство, которое приходит к человеку, когда он расстается с каким-то важным и нужным делом, с делом, которое сближает тебя с другими людьми.

Машина уже скрылась, а они еще долго стояли и смотрели на дорогу, словно ожидая, что машина по каким-то причинам возвратится.

— Пошли купаться, — позвал Лопушок. Если бы кто-нибудь его увидел впервые, то ни за что не подумал бы, что Ваня — жизнерадостный и очень смешливый человек.

— Пошли, — согласилась Лариса.

А Топорок просто кивнул в ответ на предложение друга и первым зашагал к реке.

День был уже на исходе, но все равно было очень жарко. Даже возле реки не было свежести. Травы, цветы, кустарник на берегу — все было вялым и разморенным. И облака, казалось, плыли ленивее, чем всегда. И даже Сожа разомлела и несла свои воды, устало задевая поникшие тростники и теплые берега.

Они купались нехотя. Просто надо было смыть пыль и труху от сена. А потом они лежали на мягкой душистой траве на крохотной лужайке под березами, которые росли островком на берегу Сожи, лежали и глядели в небо. Думали о разном, но всем троим было грустно.

Высоко в небе парил ястреб. Он будто повис над землею.

— Уметь бы так летать, — сказал Лопушок.

— И что б ты тогда делал? — спросила серьезно Лариса.

— Что? Я залетел бы высоко, высоко и стал бы глядеть на землю.

— На землю ты можешь посмотреть и с самолета. Посмотреть с такой высоты, куда никакой ястреб не залетит, — заметил Федя.

— А ты когда-нибудь летал на самолете? — поинтересовалась Лариса.

— Летал. И на «ТУ-104» и на «ИЛ-18».

— А я никогда не летал даже на «кукурузнике», — со вздохом признался Лопушок.

— И я не летала.

— Страшно, Федь, летать-то? — спросил Лопушок.

— Нет.

— А дорого, Федь, билет на самолет стоит?

— Смотря куда лететь. Для школьников билеты дешевле. В Крым и обратно за меня рублей двадцать, кажется, заплатили.

— Двадцатку, да? — удивился Лопушок. И непонятно было, что означало это удивление: то ли дорогим показался билет на самолет Ване, то ли — дешевым. Он помолчал, что-то подсчитывая, а потом сказал: — Двадцатку за лето заработать можно. И мамка пятерочку даст. А в вашем городе, Федь, аэродром есть?

— Есть.

— А мне билет продадут, если я один полечу?

— Продадут.

— Буду копить деньги. А на то лето приеду к тебе в гости и слетаю в Крым и обратно.

— А мне не хочется лететь на самолете, — сказала Лариса.

— Почему? — удивился Лопушок.

— Мне кажется это совсем не интересно. Сиди себе в кресле, как деревяшка. Вот, если бы самой самолет повести! Тогда было б здорово.

— Самой? Ишь чего захотела! — Лопушок даже усмехнулся.

— А мне все хочется самой делать. Пассажиром быть скучно.

— Разве тетки летчиками сейчас бывают? — усомнился Ваня.

— Что значит — тетки? — вспыхнула Лариса.

— Ну, женщины.

— Конечно, бывают. Сама читала в журнале о женщине, которая капитан воздушного корабля.

— И чего? Ты, значит, хочешь стать летчицей?

Лариса не сразу ответила Лопушку. Она долго и задумчиво смотрела в небо. Ваня не вытерпел и сказал:

— Чего же не отвечаешь-то? Секрет?

— Я не хочу стать летчицей. Я еще не знаю точно, кем хочу стать. Мне хочется быть и путешественницей, и космонавтом, и воспитательницей в детском саду. Как Вспомню Марию Емельяновну из нашего колхозного детского сада, так сразу даю себе слово, что тоже стану воспитательницей. Она мне вместо матери была... И врачом мне хочется быть. Хорошо б, если бы человек мог за свою жизнь разным профессиям обучаться. А то выучится на инженера и всю жизнь одним и тем же занимается. Я разные-преразные работы перепробовала бы тогда. Интересно.

— При коммунизме так и будет, — авторитетно заявил Топорок. — Я лекцию про коммунизм слушал. И там об этом лектор говорил.

— При коммунизме, поди, и на самолетах без билетов летать будут? — заметил Лопушок.

— Конечно, — согласился Топорок.

...На реке раздался сильный всплеск.

— Ух, ты! — поразился Лопушок. — Вот это рыбина! Кило на пять.