Филиппа Пирс - Том и полночный сад

Один, стоя на заднем крыльце, он, может, и смахнул слезинку-другую, да только это были злые слезы. Том Лонг прощался с садом и ужасно сердился, что приходится уезжать — от сада и от Питера. Каникулы начинались отвратительно!

У городских домов садики совсем маленькие, их не был исключением — одна грядка с овощами, другая с зеленью, цветочная клумба и в глубине у забора высокая старая яблоня на заросшей сорняками лужайке. Яблоки появлялись так редко, что мальчикам разрешалось забираться на дерево, когда душе угодно. Вот они и задумали соорудить на каникулах дом на дереве.

Том еще раз напоследок оглядел сад и вернулся в дом. Проходя под лестницей, крикнул: «Пока, Питер!» Из спальни на втором этаже донесся хриплый ответ.

Мальчик вышел на крыльцо, там его ждала мама с чемоданчиком. Он потянулся за чемоданом, но мама ручки не выпустила, ей хотелось, чтобы сначала он ее выслушал.

— Я понимаю, Том, кому охота из дома уезжать, даже если это для его же блага? Для нас с отцом это тоже удовольствие маленькое. Мы будем по тебе скучать, а о Питере уж и говорить нечего. Ему-то болеть совсем не весело.

— Я же не говорил, что вы тут без меня веселиться будете. Я только сказал…

— Ш-ш-ш, — мама глянула поверх головы сына на дорогу, где уже ждала машина. Она протянула Тому чемоданчик, наклонилась поправить съехавший набок галстук. Мама наклонилась к уху сына.

— Том, милый мой, — сказала она чуть слышно, зная, что ему предстоят несколько нелегких недель, — помни, ты — гость. Постарайся вести себя… как бы тебе сказать… постарайся себя вести хорошо.

Она его поцеловала, легонько подтолкнула в сторону машины и сама пошла следом. Пока Том забирался в автомобиль, миссис Лонг смотрела не на него, а на человека за рулем.

— Передай мой привет Гвен. Скажи ей, Алан, что мы вам обоим страшно благодарны. Очень любезно с вашей стороны, что вы сразу же согласились взять к себе Тома.

— Очень благородно, — с горечью повторил Том.

— В доме, где есть больной, — продолжала миссис Лонг, — всегда так тесно.

— Мы рады помочь, — кивнул Алан и завел мотор.

Том опустил стекло дверцы автомобиля.

— До свидания, мама.

— Том! — губы ее дрожали. — Мне так жалко. Летние каникулы, а начало совершенно испорчено.

Машина тронулась, он обернулся и закричал:

— Лучше бы мне тоже корью заболеть! Куда лучше!

Он сердито махнул рукой на прощание, сначала матери, а потом, невзирая на возможные последствия — не для себя, для брата, — красному от жара лицу, прилипшему к окну спальни. Миссис Лонг взглянула наверх, в отчаянии всплеснула руками — Питеру полагалось все время лежать в постели — и заторопилась в дом.

Том поднял боковое стекло и откинулся на спинку сиденья. Дядя кашлянул, прочищая горло, и сказал:

— Надеюсь, мы неплохо поладим.

Это был не вопрос, а утверждение, поэтому Том не дал себе труда ответить.

Он понимал, что ведет себя просто невежливо, но сразу же придумал немало оправданий: дядя Алан ему никогда особенно не нравился, а теперь и вовсе неохота изображать хорошее отношение. Вот бы дядюшка оказался злобным и жестоким. «Побил бы он меня, что ли, — размечтался Том, — тогда можно будет удрать обратно домой, никто и слова не скажет, карантин там или не карантин. Но он меня ни за что не ударит, я уж знаю, а тетя Гвен и того хуже — детей любит и вообще добрая. Целый месяц, а то и больше торчать взаперти в тесной квартирке вместе с дядей Аланом и тетей Гвен…» Он никогда у них раньше не был, но знал, что дядюшка с тетушкой снимают квартиру и сада там нет.

Поездка проходила в молчании. Дорога шла через Или, но они остановились там только на минутку, Алан Китсон купил открытку с видом знаменитого кафедрального собора — для Тома. Тому было до слез обидно, что ему не разрешили подняться на верхушку башни, но дядя весьма резонно заметил, что об этом даже речи быть не может — он на карантине. Дома оставаться нельзя, чтобы не подхватить корь, но и с другими людьми общаться не следует — вдруг он уже заразился. К счастью, дядюшка с тетушкой оба корью переболели в детстве.

После Или дорога до самого Каслфорда шла среди болот. Китсоны жили на окраине городка, в большом доме, разделенном на квартиры. Кругом теснились новые, совсем маленькие домики, окружавшие высокий дом волнами эркеров, фронтонов и башенок. Это был единственный большой дом в округе — прямоугольный, мрачный, безо всяких украшений.

Алан Китсон нажал на клаксон и свернул в подъездную аллею — впрочем, она была такая короткая, что и аллеей-то трудно назвать.

— Тут раньше было куда больше места, пока напротив дом не построили да дорогу не расширили, — объяснил дядя.

Он заглушил мотор у парадного входа с колоннами. В дверях появилась тетя Гвен, бросилась к Тому с поцелуями, втащила в дом. Дядя Алан шел позади и нес чемодан.

Под ногами — холодные плиты пола. Застарелый запах пыли — видимо, до уборки ни у кого не доходят руки. У Тома холодок пробежал по спине. Собственно, ничего страшного или безобразного, просто прихожая ужасно неуютная. Это же самое нутро дома — широкий коридор от парадной двери до черного хода, посередине поворот к лестнице, ведущей наверх, — пустое, холодное, мертвое. К высоким серым стенам приколоты кнопками яркие плакаты с видами городов, в углу забыта корзинка для грязного белья с квитанцией из прачечной, у задней двери теснятся пустые молочные бутылки с запиской для молочника. Да только все эти предметы словно никакого отношения к дому не имеют. Прихожая остается пустой и безмолвной — несмотря на болтовню тети Гвен. Она без умолку тараторит о маме Тома, о Питере, о его кори.

Но стоило ей на минутку замолчать, как Том услышал — тишину нарушает один-единственный звук: тик, потом так и снова тик старинных напольных часов. Том остановился, чтобы получше разглядеть часы.

— Нет-нет, не трогай их, Том, — предупредила тетя Гвен и громким шепотом добавила: — Это часы принадлежат старой миссис Бартоломью, которая живет наверху. Она очень о них печется.

Том так и не увидел, что внутри часов, но успокоил себя — этим делом можно заняться попозже, когда кругом никого не будет, просто поглядеть, что там и как. Теперь, повернувшись к часам спиной и продолжая невинно беседовать с тетушкой, он ковырнул ногтем дверцу, за которой скрывался маятник. Надо все-таки попробовать…

— Если миссис Бартоломью так заботится о своих часах, почему они тут, а не наверху, в ее квартире? — Том тихонечко пошевелил ногтем, дверца не поддавалась…