Татьяна Тимохина - Мои хорошие друзья. Лесная песня

— Всё.

— Всё? Ну, теперь в самом низу напиши число и год. И подпишись.

Лиза написала: «Лиза. 21 июня 1941 года».

И — вздохнула:

— Жалко, что настоящие письма некому писать.

А на следующий день началась война. Мужчин стали посылать на фронт. И Лизиному папе тоже принесли повестку из военкомата.

Пятилетний Лизин брат Аркашка заныл:

— А кто теперь мне самолётики из бумаги делать будет?

— Не горюй, Аркашка, я тебе с фронта настоящий самолёт привезу. А то всё бумажные да бумажные.

— Со звездой? — засмеялись мокрые Аркашкины глаза. — А когда ты вернёшься?

— Вот только весна начнётся, сразу и вернусь. Когда на лугу цветы зацветут.

— Только ты шубу свою надень, а то до весны-то замёрзнешь.

— Я себе новую сошью. Ведь в армии все в одинаковых шубах.

— А из чего сошьёшь?

— Поймаю барана, а из его шкуры шуба знаешь какая?

— А как же баран — совсем без шубы останется?

— Ну, мы и для него что-нибудь придумаем! — засмеялся отец.

И Аркашка тоже засмеялся. Даже расхохотался.

Теперь надо было успокоить Лизу, которая смахивала слёзы украдкой, чтобы не заметил Аркашка.

— А у тебя теперь будет кому письма писать, — сказал ей отец. — Вот ты и пиши. И почаще. Если сможешь, каждый день.

Жизнь стала тяжёлой. В школе было холодно. Ребята сидели за партами в шубах и валенках. Снег на валенках не таял. Учительница Анна Ивановна время от времени растирала детям красные пальцы и согревала их своим дыханием.

Со скрипом открылась дверь класса, и вошла Лиза.

— Ну, принесла? — спросила её Анна Ивановна.

— Принесла.

— Где нашла?

— На чердаке.

— Молодец, — похвалила учительница девочку. — Теперь мы можем написать диктант. — И она раздала девочкам и мальчикам пожелтевшие страницы из ненужных старых книг, которые раздобыла Лиза. — Это будут ваши тетради. Пишите между строчками, чтобы было хорошо видно.

Когда уроки кончились, дети вместе пошли домой.

— А я знаю, почему Нади сегодня не было, — сказал Коля. — Её папу фашисты убили. Похоронка пришла, у них в доме все плачут.

— А я с моим папой каждый день разговариваю, — неожиданно сказала Лиза.

Все очень удивились, в недоумении посмотрели на неё, а Нюра спросила:

— Где же ты его видишь — он же на фронте?

Лиза не ответила. Она размахивала маленькой веточкой, задевая только что выпавший снег, и загадочно улыбалась. И дети поняли: у неё есть тайна.

Дома девочка повесила свою школьную сумку на вешалку и подошла к маме:

— Мамочка, а что, если сейчас откроется дверь и войдёт папа? Глаза у него умные и большие, а сам он такой хороший и ласковый. Увидит керосиновую лампу и подумает, что это солнце. Да, мамочка? А я надою молока и дам ему тёплого, парного…

Мать вздохнула, устало показала рукой на стол, где лежал белый бумажный треугольник без марки.

— Прочти-ка вот. Отец прислал.

Лиза схватила письмо, быстро пробежала его глазами и, приплясывая, заходила вокруг матери, произнося слова нараспев:

— Пишет папа, что фашистов скоро разобьют, он тогда домой приедет и обнимет нас! А пока прикрыть он просит яблони снежком, чтоб деревья не замёрзли, не погибли чтоб!

— Да ты не пой, а прочти мне лучше вслух, — улыбнулась мама.

— А ты что, не читала?

— Читала, но хочу ещё раз послушать.

Лиза принялась за чтение письма, а мать время от времени закрывала фартуком покрасневшие глаза.

А когда Лиза выучила уроки и за окном стемнело, она вышла на крыльцо.

Звёзды, словно сговорившись, подмигивали ей. И девочка заговорила тихо-тихо, почти шёпотом:

— Папочка, папочка, на какую звёздочку ты смотришь сейчас? Их вон сколько — не сосчитаешь. Давай будем смотреть на ту вон, зелёную. Смотришь? Вот и хорошо. Приезжай поскорей домой. Три раза стукни в дверь, я сейчас же услышу, даже ночью. Вот уж все мы будем рады! А сосед Виктор Матвеевич, который на фронте ног лишился, заиграет на своей гармошке «Рябинушку» и заплачет. Он всегда, когда играет, плачет. Ты спрашиваешь, на сколько выросли мы с Аркашкой. Я уже совсем большая, а Аркашка меня догоняет. Бей, папочка, фашистов, бей их крепко, чтобы убирались с нашей земли. А сейчас пойду посмотрю на твои следы…

Лиза подняла деревянное корыто, которое лежало кверху дном, и долго стояла, пристально глядя на следы, оставленные отцовскими сапогами. Она закрыла их корытом, когда отец уходил на фронт.

Потом опустила корыто и продолжила свой разговор с отцом:

— Папочка, а у тёти Нины давно уже нет спичек. Когда ей надо зажечь лампу или затопить печку, она от нас в чугунке горячие угли несёт. И в магазине спичек давно уже нет. Ты, как будешь домой ехать, захвати в Москве целый мешок. Чтобы всем в нашей деревне хватило. Ладно?..

Безмолвствует лес, молчит снег, притихли дома. Словно прислушиваются к Лизиному разговору с отцом. А звёзды всё мигают и подмигивают девочке. Будто всё понимают. А больше всех подмигивает зелёная, папина…

… Страшная весть о гибели отца пришла ранней весной, когда Лиза принесла домой первые подснежники, любимые папины цветы…

Прошло с тех пор много-много лет. Аркашка давно уже стал лётчиком, а Лиза — учительницей. Но каждый день смотрит она на зелёную звезду. А сын её Витя каждый год ранней весной приносит Лизе, теперь уже Елизавете Викторовне, первые подснежники.

И надо же было Алёшке рассказать ребятам про письмо от дяди Пети из Казани. Дядя обещал прислать необыкновенный, замечательный фонарик, который он сам откуда-то привёз. Детей у дяди нет, вот он и решил подарить фонарик своему единственному племяннику, то есть ему, Алёшке. Алёшка обрадовался, конечно, а радость от друзей скрывать вроде бы незачем. Вот Алёшка и рассказал о дядином письме ребятам — и потом не раз об этом жалел.

Потому, что дядя, наверно, забыл о своём обещании, а ребята сочли Алёшку выдумщиком и хвастуном. Они стали даже его дразнить. Каждый день перед самым приходом почтальона кто-нибудь из них появлялся возле Алёшкиного дома и спрашивал не без ехидства:

— Ну, где же твой фонарик из Казани?

— А как здоровье дяди Пети?

— Не нужны ли тебе запасные батарейки?

— Скажи, пожалуйста, этот твой фонарик работает только ночью или днём тоже?

Так мальчишки дразнили Алёшку, пока не появлялся почтальон, который тоже давно был в курсе дела, и, не дожидаясь Алёшкиного вопроса, говорил:

— Только газеты, больше ничего.

Мальчишки разражались при этом демонстративным визгливым хохотом и удалялись, торжествуя очередную победу над выдумщиком и хвастуном.

Иногда Алёшка пытался угомонить их, говорил:

— Ну нет пока фонарика. Но ведь будет. Обязательно будет. Дядя Петя никогда не обманывает.

— Да брось ты! Ты ведь уже полгода нам голову морочишь.