Эдуард Шим - Сказки, найденные в траве

Сидишь на кочке и чавкаешь.

Но не только мы жадные до черники. В сосновом лесу, где её много, собираются звери и птицы. Тоже за сладкой ягодой.

Мне говорили, что и медведи чернику любят, и волки, и лисицы. Я медведей, правда, не встречал.

И волков не встречал.

Зато видел, как белки чернику едят. И как птицы её клюют. Затаишься тихонечко и тогда увидишь, сколько тут всяких любителей черники...

Наперегонки собирают!

Мы тоже не зеваем. Каждое утро корзинки на руку — и айда в черничник! Кто больше соберёт?

Идём из лесу, корзины веточками прикрыты. Будто занавешены. Но всё равно можно догадаться, кто больше набрал черники, а кто меньше.

Если у меня, например, самый

фиолетовый рот, самые синие зубы, много я в корзинку набрал?

Как думаете?

Сижу на речке, ловлю пескарей.

Ко мне на удочку, на самый кончик, присела стрекоза. Четыре слюдяных крыла. Бронзовое тельце. На голове — будто громадные выпуклые очки.

Повела глазищами:

— Не прогонишь? Я тебе пригожусь...

— Чего прогонять? Всё равно не клюёт.

Сидим.

Смотрим друг на дружку.

Вдруг сорвалась стрекоза, как выстреленная, скользнула надо мной. Какой-то щелчок послышался. И упало мне на руку блестящее комариное крылышко.

Это она комара на лету сцапала.

— Молодчина!

Едва присела на удочку, как снова взлёт. Опять щелчок надо мной. Опять комариные крылышки сыплются.

— Ну и хитрая же ты! Ну и сообразительная!

Она ведь за кем охотится?

За комарами.

А комары за кем охотятся?

За мной.

Вот стрекоза и выбрала местечко поближе ко мне. Щёлкает да щёлкает комаров, которые меня сейчас бы кусали...

— Я же говорила, что пригожусь!

Ещё сенокос не кончился, а уже грибы появились. Да какие- то странные: растут в самых неподходящих местах.

То на краю поля, почти в борозде.

То на лужайке, у всех на виду.

А то прямо на дороге, в колёсной колее, вдруг выскочит сумасшедший гриб...

Называются такие грибы — колосовики, потому что в это время колосится на полях рожь.

Собирать их заманчиво. Потому что первые же! Ещё никто в деревне гриба не видал, а ты уже несёшь корзинку!

Но зато очень трудно набрать корзинку. Ведь совсем не знаешь, где попадётся тебе гриб. Подберёзовик встретится совсем не под берёзой, а где-нибудь под изгородью, около фермы. Подосиновик очутится не под осиной, а в канаве.

Догадайся-ка, что они здесь!

Повезёт тебе, так увидишь и сорвёшь.

А не повезёт — мимо пройдёшь, не заметишь.

Но если несёшь полную корзинку колосовиков, тебе все завидуют:

— Какой счастливый!

Ходит бабушка в огороде, печалится:

— Опять огурцам горе горькое...

— Почему, бабушка?

— Ночь холодная была.

— Ну и что?

— А огурец тепло любит, он нежный. Ему вредят холода.

— Да вон, — говорю, — какие листья здоровенные! Как лопухи. И вон огурчики висят. Ничего им не сделалось.

— Нет, сделалось.

— Да что же им сделалось?

— Горе.

— Бабушка, ну объясни ты, пожалуйста, русским языком, какое им горе сделалось?

— Сейчас объясню.

Сорвала бабушка огурец и мне протягивает. Огурец как огурец. Зелёный, с пупырышками. Аппетитный...

Надкусил я его — и сморщился. Тьфу ты! Хуже всякого лекарства!

— Ну, разобрал, какое горе у огурцов?

— Горькое, бабушка, горькое!

Была у дороги глубокая канава.

Весной, когда таял снег, затопило канаву водой. Стоит вода по самые берега, словно в озере.

По вечерам пение раздаётся из канавы. Кто-то побулькивает и урчит радостно.

— Лягушки поют! — говорит мама.

Согрелась вода в канаве, плавают там жуки-вертуны и бегают на длинных ногах водомерки.

А ещё. появились странные пузырьки. Они прозрачные, с тёмными точками внутри.

— Лягушачья икра! — сказал дедушка.

Греет солнце, всё больше в канаве жуков и водомерок. А чёрные точки превратились в чёрные запятые. И уже не стоят на месте, плавают дружной стайкой.

— Головастики вывелись! — сказала бабушка.

Сильней греет солнце, высыхает вода в канаве. Начали перебираться на другие квартиры и жуки-вертуны, и голенастые водомерки.

А головастики по-прежнему плавают, по-прежнему резвятся. Как будто не страшно им, что канава совсем высохнет.

И вот высохла канава.

До самого донышка.

Погибли глупые головастики?

Ан нет... Хвостик у них пропал, зато выросли задние лапки и передние лапки.

Можно пешком ходить.

Превратились головастики в маленьких лягушат и ускакали на все четыре стороны.

Мы идём по хлебному полю, где растёт рожь. Идём не по дороге, не по тропинке. Шагаем прямо по бороздам, стараясь раздвигать колосья и не поломать их, не помять...

Тянем длинную верёвку. Один конец держит Санька, за другой конец я ухватился. Наверно, со стороны поглядеть — так и не поймёшь, что мы делаем. Будто невод забросили и кого-то ловим во ржи... А мы её опыляем.

На верёвке не сеть, а короткая мешковина, вроде занавески. Пригибает мешковина цветущие колосья, сбивает пыльцу... И, как золотистое облачко, плывёт пыльца над рожью...

Такой работой обычно занимается ветер. Он качает стебли, переносит пыльцу с колоска на колосок. Тогда и завязываются в колосках зёрна.

Но ветру всё равно, какой будет урожай.

А людям не всё равно. Вот люди и придумали — помогать ветру. Чтоб прибавился урожай.

— Тянем-потянем!..

— Тянем-потянем!..

Свою прибавку к урожаю вытянем.

Гром в небе громыхает.

Я бегу из лесу, тороплюсь. Вот почти до самой деревни домчался. Вот ещё немного, и буду я дома.

Тр-рах-тара-ррах!!— над головой. Хоть уши зажимай!

Скорей бы, скорей бы добежать!

В доме почему-то не страшно. Даже в грозу. Даже в такую грозищу, как сегодняшняя, когда от грохота земля трясётся.

А у деревни суматоха. Не разберу, в чём дело...

Ах, вон что: приятель Санька гонит овец.

Они перепугались, они головы потеряли. Перед ними ворота открыты, но овцы туда не идут. Мечутся по загону. Прыгают через жерди...