Тамара Михеева - Дети дельфинов

Он улыбнулся сочувственно и ласково и вышел. Я долго лежал и думал. Потом попросил у Светы толстую тетрадь и ручку. Вот теперь пишу. Может быть, Павел Сергеевич и прав, может, и привиделось, бред все, и только! Может, и правда пройдет, когда выздоровею, перестанет мучить. Но если ничего не было, почему даже во сне встает передо мной Зое как живая? Ладно, может, еще Зое — бред, мои мечты. Но не мог же я в самом деле придумать целый народ!

Разобраться у меня нет ни сил, ни возможности. Никто не хочет выслушать до конца (Мумука бы выслушал, но его ко мне не пускают). А сам чуть напряжешься — у Павла Сергеевича запикает что-то там на пульте: пациент нервничает. А пациенту нервничать нельзя, у пациента что-то такое в мозгу, что вот-вот черепную коробку разорвет. А этого никак нельзя допустить. Очень уж важная я птица — „главный специалист в стране по дельфинам“, так называет меня Жорка.

Ладно, не буду я нервничать. Лучше запишу все, что было, точнее все, что еще помню. А потом разберусь. До сих пор ругаю себя, что не вел заметки там, у анулейцев, не записывал все на месте. Будто ученый во мне умер, когда я встретил Зое… Если, конечно, анулейцы и Зое были, а не привиделись мне.

Нет, я соврал сам себе. Я хочу записать не для того, чтобы разобраться, вернее не только для этого. Главное — чтобы не забыть.

Я уже многого не помню, все ускользает, теряется (может, мне какое-нибудь специальное лекарство дают?). Я хочу записать, потому что боюсь забыть. Не хочется мне забывать.

Итак. Я приехал на Лысый остров 23 мая. Строительство Поселка началось без меня, за главного был Паша Силин. Хороший мужик, порядочный, но въедливый до невозможности. Я разбирал документы, знакомился с островом и сотрудниками, наслаждался тишиной и удаленностью от всех и вся. Потом приехал Мумука, друг моего детства, которого я втянул в это дело, и привез четырнадцатилетнего сына Жорку. Стало совсем хорошо.

Мы вчетвером (я, Мумука, Жорка и Силин) проектировали здание Центра. Мумука, конечно, не утерпел, наколдовал так, что я собственный кабинет до сих пор по полдня ищу. „Теория скрытых пространств! Школа относительных координат!“ В общем, чувство юмора у моего друга своеобразное. Жорка мастерил флажки и обозначал ими места, где будут вольеры и бассейны.

Первое время жизнь нам сильно портили археологи. Это все из-за Башни. Конечно, их интерес можно понять: стоит на берегу острова этакая махина из непонятного камня, неизвестно, для чего и кем выстроена. Выяснили только, что лет ей больше тысячи. Ну ладно, может быть, это действительно ценно для истории и археологии, но где вы, господа, раньше-то были? Остров ведь не вчера открыли! Но только мы начали обустраиваться здесь, как… Так, стоп, стоп. Что-то там у Павла Сергеевича запикало. Чего это я разнервничался? Ну копают что-то там в Холмах и у Башни, так и пусть копают. Тоже ведь делом люди занимаются. Да и интересно все-таки: что за Башня? А вдруг правда докопаются?

На Большой земле среди местных жителей ходит легенда, что раньше на острове жил народ — дельфиняне. Тотемом у них был дельфин. Будто бы это они построили Башню, были искусными мореплавателями и рыбаками. Куда народ делся, непонятно. Кто говорит, что их истребили в одной из войн, а кто — что правительство давным-давно выселило их в Сибирь за язычество; а еще закоренелые сказочники, вроде Мумуки, говорят, что море сжалилось над ними (все, мол, их обижали), послало дельфинов, дельфиняне оседлали их и уплыли в море. Еще есть интересная версия, что остров внутри полый, изрыт ходами, пещерами и переходами и что дельфиняне прячутся именно в них. Мумука все эти сказки записывал (восторженно, как всегда, всему веря), надо уточнить у него.

Так вот, Башня. Она огромная. Сложена из серых массивных плит, внизу метров тридцать в диаметре, кверху сужается. В прошлом веке сделали в ней маяк и метеостанцию. Маячник Фаддей Матвеевич с умненькой дочерью Ксюшей (как она похожа на мою школьную любовь, просто невероятно!), метеорологи братья Казариновы (которых, конечно же, сразу прозвали Карамазовыми), Андрей Томских и Кирилл Конаков — вот и все жители острова Лысый. Очень остроумный человек дал острову такое название. Хотя, может быть, это из-за Холмов? Среди леса и буйной прибрежной растительности они и впрямь напоминают лысину.

Но я отвлекся.

В первых числах июня приехал наконец Лист. Я давно ждал его, но он не привез ничего хорошего. Управление, вместо того чтобы выделить деньги на полноценную экспедицию в островной лес, очень мило пошутило: вы, мол, Андрон Михайлович, человек бывалый, разведайте сами, не джунгли же там у вас, просто лес. Да и пустой к тому же.

Собирался с мыслями дня три. Звонил в Управление, ругался, но их ничем не проймешь. Даже топлива для вертолета не выделили. Ух и зол я был на них! Ладно, делать было нечего, идти все равно надо. Ведь я отвечаю за все, что происходит на острове.

Почему я пошел один, никого с собой не взял? Вообще-то брать было некого: у Силина и строителей дел по горло, у Казариновых тоже. Лист увяз в бумагах. Я звал Мумуку, но он так увлекся выходами в море и общением с дельфинами на вольной воле, что только отмахнулся. Жорка, правда, просился со мной. Умолял и сердился. Но все-таки лес, а я не такой опытный турист, как это придумали себе в Управлении. Не мог я взять на себя такую ответственность. Сейчас думаю: слава богу!

Снарядившись по полной и оставив целую тетрадь ЦУ, 15 июня я отправился в путь.

Ксюша напекла мне штук сто оладий, таких вкусных, что я съел их на первом же привале.

Сейчас мне трудно описать этот путь, потому что все последующие мои скитания по лесу наложились одно на другое, перемешались и спутались. Бурелом там, конечно, страшный. Совершенно непроходимая чаща, все деревья обвиты плющом и связаны между собой стеной из хмеля и разных там вьющихся… Приходилось Мумукиным мачете прорубать лаз и протискиваться. Сколько шел, не помню, хотя точно знаю, что за временем следил строго.

Зато помню отчетливо: мелькнула тень, и тут же что-то тяжелое, горячее и пружинистое упало мне на плечи. Думал, медведь. Но оказалось, крупная рысь. Боролись долго. Хорошо, что нож из рук не выпускал. Наконец рысь ослабла, пружины в ней растянулись, и вот, еще теплая, но уже не опасная, она лежит рядом. Со страшным оскалом и мутным глазом. Помню, как ее горячая кровь пролилась мне на ботинок. И я начал медленно терять сознание. Цеплялся как мог, понимал, что обморок равен смерти. Через час на запах крови сюда соберутся все хищники леса. Я попытался перебинтовать плечо, которое поранила мне эта бестия, но в конце концов рухнул рядом с побежденным зверем.

…Очнулся я от прохлады. Кто-то был рядом. Человеческий шепот и прикосновения ко лбу легких рук. С трудом разлепил глаза. Голова гудела, но мысли не путались: я помнил и Лысый остров, и свой путь в чаще, и схватку с рысью. Но где я?