Ульф Старк - Мой друг Перси, Буффало Билл и я

— Ну и что с того? — буркнул Перси. — Это же не фигурное катание. Я ведь обещал отцу! Он так радовался. «Отлично, парень, — сказал он. — Молодец! Весь в меня».

— В следующий раз обязательно получится, — пообещал я.

— Не будет следующего раза.

— Почему?

— Не смогу, — вздохнул он. — Не получается, и всё. У меня такое чувство, что я вот-вот лопну. И перед глазами мелькают черные точки. И как только люди переплывают Ла-Манш? Это же чертовски далеко!

— Тридцать три километра восемьсот метров, — подсказал Классе. — По прямой. Но из-за течений, считай, все пятьдесят.

Он был просто ходячей энциклопедией.

— Они натираются жиром, — сказал я. — Слушай, а что, если и тебе тоже? Можно маслом.

— He-а. Я все равно спекусь.

Он лег на спину и стал смотреть в серое небо. А солнце глядело на него сквозь пелену облаков.

Оно было похоже на вареный рыбий глаз, только без зрачка. Я сказал об этом Перси. Он любил мои сравнения. Но на этот раз он даже не улыбнулся. Только промычал: «М-м-м». Наверняка думал о своем отце.

Мы с Классе улеглись рядом, чтобы ему не было одиноко.

Перси жевал жвачку. Я закрыл глаза и слушал его чмоканье. И вдруг меня осенило! Я догадался, в чем была его ошибка.

— Ну-ка живо полезай в воду! — скомандовал я.

— Нет уж, — запротестовал Перси.

— На этот раз у тебя всё получится! — пообещал я. — Я понял, что ты забыл.

— Что? — спросил Перси уже с интересом.

Я выдержал небольшую паузу, чтобы посильнее его раззадорить.

— Дышать.

— Разве?

— Точно! — поддержал меня Классе. — Теперь мне тоже так кажется.

— Как я мог забыть дышать?

— Откуда я знаю. Тебе не хватало кислорода. Прыгай живо!

Перси послушался. Я объяснил ему, что он должен делать вдох, когда подводит руки к телу, и выдох, когда вытягивает их вперед, — тогда все получится. Он сделал пару гребков на пробу, а потом поплыл дальше вдоль веревки. Время от времени ему в рот попадала вода, он ее выплевывал. А в остальном все шло как по маслу. Перси без труда доплыл до красной метки.

— Получилось! — крикнул я с причала, когда он достиг финиша.

И тогда он повернулся и поплыл назад, быстро-быстро.

— Видали? Видали! — ликовал он, когда взобрался на причал. — Теперь-то папа обрадуется. У меня получилось! Я проплыл двадцать метров.

— Нет, — сказал я.

— Что ты несешь, придурок! Ясно, проплыл.

— Нет, ты проплыл все сорок, — улыбнулся я. — Туда и обратно.

Перси ударил себя в грудь. Он победил море! Победил все, связанное с водой: реки, ручьи, океаны, водопроводные краны. И снова стал Тарзаном, сыном крокодила и трески. Он не знал, куда себя девать от счастья.

— Ай-я-а-а! — завопил он, и крик его отозвался эхом.

Потом поднялся на мостки и столкнул меня в воду.

— Ну, а что теперь будем делать? — спросил Классе.

— Пойдем-ка накопаем моркови, — сказал Перси.

Сперва я не понял, зачем нам морковь.

— На что она нам сдалась? — спросил я.

— Шшш! Ты что, сам не догадываешься? — прошептал Классе.

И тогда до меня дошло, что Перси хотелось еще раз испытать себя. Морковь мы выкапывали на огороде у Эриксона. А про него всем было известно, что он никому спуску не дает. Да и жена его вечно пялилась из окна. Мы вырыли шесть самых крупных морковок прямо руками, а потом смыли с них землю водой из колонки.

Перси сунул морковки под свитер.

— Может, теперь в дверь позвоним? — предложил Классе.

— Зачем? — не понял Перси.

— Шутки ради, — объяснил я. — А потом убежим.

Перси не возражал. Мы подкрались к входной двери, нажали на кнопку звонка и долго не отпускали. А потом, хохоча как ненормальные, помчались прятаться. Выскочили в калитку, пробежали мимо почтового ящика и дома Пии и свернули к Эстерману.

У Эстерманова дома Перси остановился и выдохнул.

— Ты что встал? — спросил я.

— Нельзя разговаривать с лошадью, пока не отдышался, — ответил он.

Перси решил навестить Чернобоя — попрощаться и рассказать, сколько он проплыл.

— Нельзя уезжать, не попрощавшись. Так с друзьями не поступают.

На этот раз Чернобой ходил в загоне перед конюшней. Завидев Перси, конь тихо заржал, подошел к изгороди и ткнулся мягким носом ему в ухо.

— Здравствуй-здравствуй, коняшка, — сказал Перси и протянул коню морковку. — Вот, угощайся! Это тебе от Эриксона. Первый сорт! Знаешь, сегодня особенный день — и радостный, и печальный. Радостный, потому что я смог проплыть сорок метров. А печальный, потому что мне надо возвращаться домой. Вечерним пароходом. Так что больше я не смогу тебя навещать. Но буду думать о тебе каждый день ровно в три часа. Я тебя никогда не забуду. И ты меня тоже не забывай. Никогда.

Мы стояли там, пока не кончилась морковь.

А потом пошли по домам. Нам с Перси надо было вернуться к дедушке. А Классе обещал помочь отцу поменять масло в лодочном моторе.

— Я приду провожать пароход, — пообещал он.

Когда мы вернулись домой, дедушка уже встал. Он вышел из дровяного сарая, когда мы уже почти поднялись по тропинке.

На усах у него была простокваша с имбирем. На голове — фетровая шляпа, а кожаные сапоги скрипели при ходьбе, ведь они были еще совсем новые. Дедушка улыбнулся нам загадочной улыбкой настоящего героя.

В руках он держал винтовку.

— So there you are, boys! [23] А, вот и вы, мальчики. — сказал он. — Если хотите пострелять, надо идти не мешкая.

Мы направились к школе, но прошли всего метров двести, как вдруг дедушка пошатнулся. Мы поспешили поддержать его. Так повторилось несколько раз.

— Всё эти чертовы сапоги, — ворчал дед. — Никак их не разношу.

Я вызвался сбегать за табуреткой, чтобы он мог присесть отдохнуть по пути, когда захочет.

— Отлично придумал, Ульф! — похвалил дедушка. — Только бабушке ничего не говори.

Я сгонял домой и стащил из прихожей белую табуретку, на которой стоял телефон, а заодно прихватил и синее одеяло со своей кровати, чтобы у дедушки не мерзли ноги, пока он будет сидеть: лето все-таки подходило к концу.

Я уже собирался прошмыгнуть на двор, но тут бабушка схватила меня за плечо.

— Вы с Перси собрались на прогулку вместе с дедушкой, так? — спросила она.

— Да, — кивнул я, так как по ее глазам понял, что хитрить бесполезно.

— Я сразу догадалась, как только увидела, что он пошел в дровяной сарай.

Я думал, бабушка велит нам вернуться. Но она этого не сделала. Только попросила, чтобы мы приглядывали за дедушкой.

— Ноги его плохо держат, — сказала она. — А в его годы, если упадешь, можно кости сломать. — И не ходите долго, обед скоро будет готов, — добавила она с улыбкой. — Да смотри, не проболтайся дедушке, о чем я тебя просила.

— Не проболтаюсь, — пообещал я.