Тамара Михеева - Юркины бумеранги

У Генки круглое лицо, строгие серые глаза, волосы ежиком и лопоухие уши. Он очень умный. Дело даже не в том, что он здорово задачки по математике решает или пишет без ошибок диктанты даже за седьмой класс, просто он хоть и редко говорит, но всегда толково и по делу. И никогда не врет. Когда такой человек говорит: «Не задавайся», то хочешь не хочешь, а задаваться перестанешь.

Долго мучились с выбором пьесы. Капитанша Арина хотела поставить что-нибудь из классики, «вечное», но ничего не могла подобрать. Наконец Егор предложил:

— Надо самим написать пьесу.

— Но, дорогой мой, это же вам не школьное сочинение! — бурно и насмешливо запротестовала Арина Аркадьевна. — И даже не стихотворение. Драматическое произведение — труднейший жанр! Там должен быть конфликт, его решение, должно быть выверено каждое слово. И мораль! Да, должна быть мораль, идея! Нет-нет, это нам не по зубам.

Егор пожал плечами: не хотите — как хотите, но через два дня пришел к Петушковым с тоненькой тетрадкой в яркой обложке. Арина Аркадьевна прочитала и хмыкнула.

— Что ж! — сказала она. — Неплохо. Очень даже… У тебя есть дар слова, Егор. Я, если честно, не ожидала. Извини, что сомневалась в твоих способностях. Елизавета! Труби общий сбор! Сегодня — читка пьесы.

Пьеса называлась «Жизнь и приключения Вольных Бродяг из Заколдованного Леса», и была она про то… Ну, в общем, про то, как дети играют. Наверное, не только в этом дворе, но и в тысячах других. Во всех городах. Больших и маленьких. И во всех странах мира. Так казалось Петьке в тот день, когда прочитали в Хижине Егорову пьесу. Она объединяла многих героев любимых ребячьих книг и была о вечном: о дружбе и предательстве, любви и ненависти, добре и зле. И добро, конечно, побеждало.

— Здорово! — тихо сказала Ленка, когда Арина Аркадьевна закончила читать (Она хотела предоставить это право автору, но Егор смутился, застеснялся и отказался).

— Чур, я буду Робин Гудом! — вскочил Сашка.

— Хитрый! — протянул Генка.

— Роли должен режиссер распределять, — важно сказала Петька и посмотрела на бабушку: «Правильно я говорю?» А потом мельком на Генку: «Я не задаюсь, но ведь правда режиссер должен».

А Арина Аркадьевна между тем задумчиво смотрела на ребят и постукивала пустой трубкой. («При детях не курим».)

— Ну, Александр Строев… Попробуйте. Внешние данные ваши вполне соответствуют. Лена, я думаю, ты не против попробовать Русалочку? Отлично… Потрясающий образ злого пирата. Алексей? — Капитанша Арина вопросительно подняла брови.

— Ну, как всегда! — в сердцах хлопнул себя Лёшка по коленке. — Что, у меня внешние данные тоже, того?.. Соответствуют? Всяким злыдням, да?

— Мы тебя загримируем, — невозмутимо сказала Капитанша Арина. — Имей в виду: роль характерная, очень сложная.

— Злодеев, вообще, играть сложней, — вставила Петька.

— Да нет… Я же не против! — почему-то просиял Лёшка.

А Генка сказал:

— Кто-то же должен отрицательных персонажей играть, иначе никакого спектакля не получится. Я Зловредным учителем могу быть.

— Гена, ценю твое благородство.

Скоро все роли были распределены: Егор играл короля, а Морюшкин — королевского шута. Олежке досталась самая крохотная роль добродушного Лешего.

— Не бывает маленьких ролей — бывают маленькие актеры, — сказала бабушка. — К тому же у вас с Деньком, как у людей рисующих, полным-полно будет работы с декорациями и реквизитом.

— Значит, я играть не буду? — обрадовался Денёк. — А то я страшно боялся, что вы меня назначите, а у меня совершенно нет таланта… Но я могу музыку к спектаклю подобрать: я в школе раньше всегда на музыке сидел.

— Отлично! Музыка — это очень важно.

Арина Аркадьевна Метельская оказалась строгим режиссером. Репетиции длились по нескольку часов плюс актерские тренинги и анализ работы. То и дело Денёк и Олежка носились на велосипедах в кулинарию за заварными пончиками, а Генчик открывал люк и кричал, свешиваясь в свою квартиру:

— Ма-ам, пожалуйста, чай поставь!

Ночами Петька спала как убитая — так она уставала за день. Играла Петька маленькую разбойницу из «Снежной королевы».

— О-хо-хо-хо! — захохотал Иван, узнав это. — Роль как раз для тебя. А я-то все думаю: кого ты мне напоминаешь?

Роль Петьке нравилась. У Егора разбойница была совсем другая, не как у Андерсена. Она отпустила на волю всех своих зверей-пленников, ушла от разбойников и стала жить одна в лесу, в шалаше, помогать лесным обитателям: спасала их от охотников, капканов, пожаров. И костюм свой Петька любила. Мама перешила ей старую Иринину жилетку на шнуровке, сшила пеструю длинную юбку, дала свою клетчатую рубашку. Волосы Петька заплетала в две косички, на шею повесила старый бабушкин медальон из кокосовой скорлупы. Иван сделал ей тонкий гибкий лук и стрелы, смастерил колчан. Но самое главное — это кинжал. Тонкий кинжал из светлой стали в узорчатых ножнах. Кинжал из бабушкиного сундука. Конечно, он был не настоящий, а театральный, с шариком на конце. Но только не для Петьки. Когда она брала его в руки, то в крови у нее зажигалось что-то такое, что хоть сейчас в седло — и мчаться во весь опор навстречу опасностям.

В последние дни перед спектаклем бабушка настаивала, чтобы все репетировали в костюмах, и каждое утро, наряжаясь перед зеркалом, Петька вздыхала:

— Почему нельзя всегда так ходить?..

Дел было невпроворот. А тут еще простудился дедушка. Он лежал в своем кабинетике и сильно кашлял. Мама и бабушка сердились на него, потому что он не позволял вызывать врача и не хотел принимать лекарства. Петька, глядя на взрослых, тоже ругала его:

— Ты как маленький, дед!

Дедушка хотел заспорить, но закашлялся, махнул рукой и уткнулся в подушку.

— Дед, дед… — подергала она его за рукав. — Давай я тебе молока с маслом погрею?

Не переставая кашлять, дедушка кивнул.

Счастливая Петька бросилась на кухню.

— Мама! Грей скорее молока! И масла, масла туда побольше!

— Ну что за дурь, Ветка! — отмахнулась мама. — Не до тебя.

Все знали, как Петька любит молоко с маслом («Извращение!» — передергивал лицом Иван) и каким упрямым становится дедушка, когда болеет. Петька надула щеки, поражаясь глупости и вредности взрослых, шумно выдохнула и сказала:

— Я, между прочим, уговорила дедушку лечиться, но если вам это неинтересно…

— Ну наконец-то! — И мама засуетилась у плиты.

— Ай да Петька! Ай да молодец! — протрубила бабушка, не вынимая трубки изо рта.

— Мама, если ты будешь называть Вету этим дворово-уличным прозвищем, Сергея Арсеньевича хватит инфаркт, — предупредила мама. — И никакое молоко не поможет.