Рудо Мориц - Его большой день

Солдаты подошли уже близко, но пильщик не встал, он сидел и смотрел в землю, как будто и не видел их.

Тот, что в фуражке, остановился перед ним и стал говорить на ломаном языке — слово по-словацки, слово по-немецки.

— Можете говорить по-своему, не такой уж я дурак, понимаю, — проворчал Адамчик.

— Вы немец? — спросил обрадованный офицер и хлопнул пильщика по плечу рукой в кожаной перчатке.

«Вот бы дать ему по морде!» — подумал Адамчик и сказал:

— Черта с два немец, но я немало побродил по свету ради куска хлеба, был и в вашей стороне.

Он дернул плечом, на котором чувствовал руку немца. Офицер сразу стал суровым и повысил голос:

— Партизаны! Нет их здесь?

— Если бы были, вы бы тут так не стояли, — проворчал Адамчик и сплюнул.

— И ночью не приходят?

— Нет, не видно.

— Тогда, — офицер кашлянул в перчатку, — мы у вас поселимся.

— Что-о-о? — вскочил Адамчик как ужаленный и запрыгал на здоровой ноге. — Где? На лесопилке?

— Да здесь, в вашем доме.

— Почему это вдруг?

Офицер рассмеялся. Остальные солдаты смотрели тупо и равнодушно.

— Пошли! — скомандовал офицер.

Все двинулись к флигелю. Адамчик бросился за ними.

Жена его чуть не упала, когда двери отворились и в них показалось дуло автомата и лишь потом, вслед за дулом, заглянула голова в каске.

Два солдата остались на дворе, остальные ввалились в тесную кухоньку. Адамчик ковылял за ними. Тощий офицер сразу же подошел к шкафу, где были сложены посуда и продукты. Открыл дверцы настежь. Пильщик уже стоял за его спиной.

— Что вы там ищете? — крикнул он. — Партизан, что ли?

Офицера удивило такое сопротивление. Он привык властвовать безоговорочно, приказывать и делать что ему вздумается. А тут неожиданный отпор. И от кого? От калеки. Он не засмеялся, не нахмурился, просто вытаращил на Адамчика водянистые глаза. Потом медленным движением закрыл дверцы шкафа, повернулся и направился к дверям единственной комнатенки.

Адамчик хотел загородить ему дорогу, но один из солдат оттолкнул его.

Тут уж пильщик не выдержал и закричал:

— Я здесь хозяин! Вы не у себя дома…

А офицер, не обращая на него внимания, распорядился:

— В этой комнате поселимся мы, а вы, — он указал на пильщика и его жену, — здесь… на кухне.

Что оставалось делать Адамчику? Он лишь развел руками. «Мерзавцы… Злодеи!» — ругался он про себя. Но вслух не сказал больше ни слова.

Офицер приказал Адамчиковой приготовить им чего-нибудь поесть.

— И повкуснее, — сказал он Адамчику, который должен был перевести жене приказ.

Это было уже слишком. Адамчику казалось, что он задыхается. Он вышел из кухни и хлопнул дверью, но успокоиться никак не мог…

С того дня Адамчик все больше бродил по Кечке, по окрестным березнякам и орешникам. Приходя на лесопилку и встречая солдат в серо-зеленой форме, он сжимал кулаки и про себя проклинал их.

Один солдат всегда стоял на часах, трое время от времени уходили патрулировать, а остальные или полеживали на перинах Адамчика, или играли в карты и пели. Пение это Адамчик просто не мог выносить.

Однажды он сидел у водяного колеса. Вода от колеса была отведена и падала сверху под него, пенясь и вздымая брызги. Глядя на воду и слушая ее гул, пильщик на какое-то время забыл о солдатах в доме.

Вдруг кто-то хлопнул Адамчика по плечу. Он вздрогнул, как будто очнулся от сна, и увидел за спиной солдата, который в это время стоял на часах. Лицо под глубокой каской было постаревшим и осунувшимся.

— Чего вам? — спросил он нехотя.

Часовой посмотрел на него, переминаясь с ноги на ногу, а потом ответил не по-немецки, а на ломаном чешском языке:

— Не бойся… Я из Вены.

Это означало, что с остальными он не хочет иметь ничего общего. И пильщик это понял, хотя выражение его лица осталось суровым и неприступным. А что, если его послал офицер?

— А откуда ты по-чешски знаешь?

— Двадцать лет с одним чехом вместе уголь грузили, — объяснил солдат, неуверенно улыбнувшись.

Адамчик, не отрываясь, смотрел на немолодое лицо. Не может быть, чтобы он так притворялся. А глаза у него такие испуганные. И злость постепенно сходила с лица пильщика.

— Ну и что? — спросил он осторожно, еще не понимая, что задумал венец.

— Я сыт уже этим вот как, — сказал солдат. — Не знаешь, где партизаны?

— Партизаны? Откуда мне знать?

Серьезная игра, подумал Адамчик. И хочется этому человеку верить — у него испуганный взгляд, усталое, осунувшееся, желтое лицо, — и страшно попасть в ловушку, если его послал этот сопляк офицеришка!

— Откуда мне знать, — повторил он еще раз, глядя в воду.

— Мне бы к ним попасть, я сыт уже по горло.

— Да ну?.. — удивился Адамчик. — К партизанам хочет! Ну что делать, господи боже мой, ну что тут будешь делать?!

Во флигеле хлопнула дверь, кто-то позвал:

— Лидке, Лидке!

Венец вздрогнул, как будто его ударило током, и бросил на пильщика умоляющий взгляд. Возможно, хотел сказать: «Держи язык за зубами». Потом выпрямился, удивительно быстро выпрямился и пошел.

Адамчик продолжал смотреть на воду и мучительно думать: «Можно ему верить или нет?»

С тех пор пильщик и Лидке часто встречались у водяного колеса. Адамчик убедился, что венец действительно сыт по горло, что он хороший человек, что не может быть плохим человеком, раз всю жизнь работает лопатой. Он сыт по горло и хотел бы попасть к партизанам. И под шум падающей воды они строили планы. Но Адамчик не мог сказать Лидке точно, где и в каких местах искать партизан. Поэтому солдату из Вены приходилось продолжать службу, чистить офицеру сапоги и дожидаться удобного случая.

Йожо и Габо тем временем благополучно добрались до Сланой долины. Партизанский патруль отвел их в бункер командира бригады. Но командира там не было. Пришлось ждать почти до вечера. Время текло медленно. Они сидели как на иголках. Ведь их ждали в отряде.

Наконец командир пришел. Среднего роста, коренастый, широколицый и суровый с виду, с живым внимательным взглядом. Сбросив кожаную куртку, он шумно поздоровался с мальчишками, несколько раз повторил, что они настоящие мужчины, раз отважились пройти по территории, занятой фашистами.

— Ложитесь спать, а утром все решим, — сказал он наконец.

— Мы не можем, — возразил Йожо. — Не можем. Нас ждут в отряде.

Командир поднял круглую голову: он не привык подолгу объяснять одно и то же.

— Пока вы спуститесь, начнет смеркаться. Немцы тогда усиливают патрули и стреляют на каждый шорох. Теперь за вас отвечаю я, пойдете только утром!

Проснувшись утром, ребята вышли к бункерам и палаткам. Лагерь был огромный, вчера они этого не рассмотрели. Но сейчас в нем бойцов было мало, партизаны ушли на задания в долины.