Рудо Мориц - Его большой день

«Эх ты, бедняга, не по силам тебе ноша! Где уж тебе дотащить!» — думаю я.

Однако муравей не сдается. Обежал гусеницу и старается ее сзади подтолкнуть. Но ничего у него не выходит.

Внезапно он оставляет гусеницу и куда-то бежит. Я слежу за ним! А! Вот в чем дело!.. Там муравейник. Вокруг кишмя кишат муравьи.

— Надоело ему! — шепчу я дяде Богдану на ухо.

Тот только усмехается в усы.

— Сейчас увидите!

А муравей бежит и бежит, перелезает через веточки и хвою, спускается в ямки и бежит дальше. Вот он встретил другого муравья, и они переговариваются, касаясь друг друга усиками. Теперь уже оба бегут в разные стороны. Вскоре к гусенице подбегают шесть муравьев. Они обступают ее, словно люди, которые собираются тащить тяжелое бревно. Раз-два, взяли! И пошло дело на лад! Муравьи стаскивают гусеницу с места, и она движется к муравейнику. Вот они оттащили ее уже с тропинки, поближе к своему замку — муравейнику. К ним подбегают еще муравьи и еще. Гусеница передвигается все быстрей и быстрей, словно живая. Ее уже тащат вверх по склону муравейника, подталкивают к одному из отверстий. Еще разок! И гусеница исчезает внутри.

— Молодцы, знают, как за дело взяться, — бросаю я, словно невзначай, когда мы идем дальше своим путем.

— Муравьи народ компанейский, — говорит дядя Богдан. — Да и не только муравьи. В природе вообще так — животные в беде помогают друг другу.

Некоторое время мы идем, молча, потом дядя Богдан начинает вспоминать.

— Однажды я в этом своими глазами убедился. Пошел в молодой ельничек деревца разметить. Иду и выбираю, какое деревце оставить надо, какое срубить. Вдруг слышу я какой-то необычный птичий гомон. Не спокойное пение, а тревожный крик, похожий на призывы о помощи. Голоса разные смешались и какой чей — понять почти невозможно. Но громче всех кричат дрозды. Их «тч-тч-тч-тя-тя-тя-тч» заглушает все остальные голоса.

«Сову, должно быть, нашли, если так сердятся», — думаю я, а сам иду на голоса. Понимаете, нельзя не пойти, надо непременно дознаться, отчего такой переполох.

Прокладываю путь напрямик через еловую поросль. Судя по голосам, уже близко место, где происходит что-то необычное. И что же я вижу?

На полянке стоит ель. У нее то ли сильный ветер, то ли снег обломил верхушку. И вместо одной растут четыре тоненькие хрупкие верхушечки. Вокруг ели стая птиц носится, все, какие только в лесу живут: зяблики, синички, жаворонки, поползни, чижики, иволги и тому подобные пернатые певцы! И яростней всех пара дроздов носится.

«Что тут творится?» — мелькает в моей голове, и я делаю еще шага два вперед.

И загадка разгадана!

В развилке меж четырех верхушек на елке устроили гнездо дрозды. Голые, еще желторотые птенцы через край свои головки высовывают и разевают клювы. А под гнездом, чуть пониже, и метра нет, вокруг ствола обвилась толстая змея с двумя желтыми пятнами на голове. Значит это уж. Он медленно ползет вверх и всякий раз, когда какая-нибудь птичка подлетает к нему, злобно шипит.

Я ждать не стал, схватил длинную палку и прямо к дереву. Уж меня сразу заметил. Глаза его сверкнули, и он пристально уставился на меня.

А птахи знай на своего общего врага нападают. Самые смелые — дрозды. Они, как безумные, кидаются на ужа. По всему лесу птичий крик слышен.

Попробовал я ужа палкой на землю сбросить. Но не тут-то было! Он крепко обвился вокруг ствола. Поднимает голову и шипит. Пришлось мне взять палку в обе руки и расправиться с ним как следует. Наконец уж отступил, развернул свои кольца, сполз на землю и быстро скрылся в высокой траве.

Бросил я палку, гляжу, что птицы будут делать.

Сперва они кричать перестали, защебетали, потом в разные стороны разлетелись. А дрозды — прямо к своим птенцам. Оба готовы прикрыть их своим телом.

Вскоре вокруг елки наступила тишина. Один из дроздов в гнезде остался. Совсем покинуть своих желторотых детей родители теперь опасались.

Второй дрозд то и дело прилетал с полным клювом. А ненасытные птенцы навстречу ему клювы раскрывали. Накормил их дрозд наконец, на ветку опустился и обычную свою песенку запел, красивую и веселую. Мне показалось, что это он всех остальных птиц благодарит за помощь.

Вечерело, когда мы направились через дубраву к лесничеству.

Вдруг дядя Богдан останавливается и хватает меня за руку.

Хотите посмотреть на зверюшку — малюсенькую, с детский кулачок, но очень занятную?

Я согласился не размышляя. И зачем дядя Богдан спрашивает, ведь знает мое любопытство.

— Ну так пойдем!

Он поманил меня рукой и свернул с тропинки в дубняк.

Через дубраву мы дошли до невысоких зарослей орешника. Тут дядя Богдан остановился, посмотрел вокруг, точно выбирая дорогу, потом проскользнул в чащу по еле заметной тропке, проложенной лесными жителями.

Мы шли медленно. Ветки безжалостно хлестали по лицу и по рукам. Часто приходилось пригибаться пониже, чтобы пробраться, словно туннелем, под ветвями кустарника.

Наконец дядя Богдан остановился, послюнил палец и подержал немного над головой, потом удовлетворенно кивнул.

— Ветер на нас, — сказал он. — У этого зверька нюх замечательный.

И он сделал еще несколько шагов вперед.

— Видите? — сказал он шепотом, показывая в ореховые заросли.

Я глядел во все глаза, но ничего не видел. Через некоторое время шевельнулась веточка, и среди широких листьев орешника мелькнуло буровато-коричневое созданьице.

— Лесная лежебока, — шепнул мне дядя Богдан.

Лежебока? О таком животном я в жизни не слыхивал.

— Я его так прозвал, а по-ученому — соня орешниковая.

Ну, это больше на дело походит, что-то такое я слышал краем уха.

Мы смотрели на бурый шарик, а он быстро прыгал с ветки на ветку. Казалось, зверек нас не заметил.

— Гнездо у нее там, — показал дядя Богдан на середину куста.

И вправду, в полутора метрах от земли в развилке виднелось гнездышко, совсем такое же, как птичье.

Долго мы смотрели на крохотную озорницу, которая проворно прыгала с ветки на ветку, поддерживая равновесие длинным хвостиком. Соня лазила по веточкам, висела на них вверх брюшком, становилась на задние лапки, а передними доставала орехи. Ловко выгрызала ядрышко, а пустую скорлупу бросала на землю. Иногда она так прижималась к ветке, что совсем исчезла из виду. А то вдруг — скок-скок! — и сидит в гнезде. Черные глазки сверкают как бусинки и смотрят на нас. По другую сторону гнезда свешивается пушистый хвостик.

Я готов был смотреть до ночи, но дядя Богдан напомнил мне, что пора отправляться дальше.