Татьяна Шипошина - Ангелы не бросают своих

Андрейка начал рассказывать. По мере того как Вася-Ангел слушал Андрейкин рассказ, лицо его, и до того невесёлое, стало хмурым ещё больше.

— Та-ак, значит…— приговаривал он. — Значит, так… ну… Так вот, да… Такой, значит, камуфлет…

Андрейка закончил рассказывать. От всего пережитого он всё-таки заплакал.

— Вася! А что, мама и вправду умрёт? — всхлипывая, спросил Андрейка. — Вася, я не хочу к этим… Это не мой отец… Вася, что мне делать?

Вася поднялся с дивана, повёл богатырскими плечами.

— Теперь понятно, почему ты убежал, — сказал он. — Но ты подумай! Если бы с тобой что-нибудь случилось, что было бы с твоей мамой? Она ведь ради тебя только и живёт.

— Вася! Прости… Я не мог… не мог к ней вернуться… к тёте Вере… Зачем она этого позвала…

— То-то она так смотрела на меня, как будто в чём-то виновата.

— Вась…

— Ладно, Андрей. Ты только не реви. Что-нибудь придумаем. Не плачь раньше времени. Мама твоя жива, и, между прочим, я тоже никуда не делся. Давай-ка мы сейчас чего-нибудь перекусим и поедем навещать твою маму. Ей сегодня результат рентгена должны сказать. Ей хитрый рентген делали, послойный. Давай-давай! «Веселей, солдат, гляди»! Разрулим! — Вася наконец улыбнулся в свою рыжую бороду.

Маленькому «солдату» ничего не оставалось делать, как только глядеть веселей. Ведь борода у него ещё не выросла!

Мама спускалась по лестнице в холл больницы. Она улыбалась во весь рот, попеременно глядя то на Васю, то на Андрейку. Мама не просто спускалась — она сбегала по лестнице!

— Ребята, ура! — Мама обняла всех: сначала обоих вместе, а потом каждого по отдельности. — Ура! — повторила она. — Очаг уменьшился на три миллиметра.

— Это хорошо? — спросил Вася. — Всего на три…

— Это здорово! На целых три! Он ведь у меня полгода только рос!

— А лечить тебя… Лечить тебя будут?

— Да. Завтра начнут. Но теперь появилась надежда, что лечение не напрасно. Вытерплю! — Только тут мама заметила: — А вы чего такие хмурые пришли? Или мне показалось?

— Показалось! — пресёк разговоры Вася. — Свет, ты извини, я всё хотел тебя спросить: как отчество у Андрюхи?

— А зачем тебе?

— Это секрет. Мне вообще-то даже документы Андрея нужны. Вот выпишешься из больницы — дашь мне их.

— Зачем?

— Секрет.

— Мам, у Васи ещё полно секретов! — вставил Андрейка.

— Ну, раз секрет, — улыбалась мама, — тогда Петрович.

— Угу, — продолжал Вася как ни в чём не бывало. — Петрович — это хорошо. А то тут тётя Вера рассказывала, что к ней какой-то Коля приходил, про тебя спрашивал.

— Коля? Про меня спрашивал? Ну и пусть спрашивает! Надо же, вспомнил! Это, понимаешь, такая ошибка случилась в моей жизни. Он в моём институте учился, на курс старше. Примерно три месяца я с ним встречалась, а потом полгода не могла прогнать. Он мне каждый день названивал и даже тётю Веру просил «посодействовать», а сам уже с другой женщиной жил. Фальшивый человек… Да что нам о нём вспоминать! Что нам, поговорить не о чем, что ли!

— Да-а, — протянул Вася. — Зачем нам о фальшивых разговаривать… Сегодня такой радостный день! Мы с Андреем Петровичем радуемся. Да?

Андрейка кивнул. А что ему ещё оставалось делать?

Мама посмотрела на Васю, потом на Андрейку.

— Давайте присядем, — сказала она и первая опустилась в кресло, стоящее в холле. — Ты, Вася, наверно, хочешь узнать про Андрейкиного отца? Раз об отчестве разговор зашёл.

— Да нет, это к слову. Я просто одну вещь задумал, вот и спросил. Если не хочешь, можешь не рассказывать, — проговорил Вася.

— Наверно, надо рассказать. Я уже могу. Раньше… сразу плакать начинала. — Мама помолчала немного и продолжила: — Тогда слушайте. И ты, сынок, слушай. Вы только не думайте, что я вру. А то все матери-одиночки рассказывают одно и то же. То — про лётчика-испытателя, то — про героя-пожарника. Ну а я… После того как прогнала Колю, переживала очень. Думала, что никого в жизни никогда не встречу. И тут меня послали в командировку — брать интервью у альпинистов. Там были соревнования, восхождение на Эльбрус, ну и всё такое. В альплагере я познакомилась с Петром, Андрейкиным отцом, альпинистом. Ему двух вершин не хватало до «Снежного барса». Он на гитаре хорошо играл и вообще был душой компании. Сначала мы просто разговаривали, ну а потом…

Мама замолчала. Никто её не прерывал.

— Потом мы встретились в Москве. Мы ездили в пригород, к нему на дачу, поэтому тётя Вера его видела только пару раз и не запомнила. Я скоро забеременела, но… Он ведь женат был. Двое детей: мальчик и девочка, в браке нажитые. Он сразу сказал, что их не бросит. А я настаивала. Всё хотела его к себе перетянуть… Я тогда неверующая была. Скандалы ему устраивала…

— Ты до сих пор винишь себя? — спросил Вася.

— Да. Он пошёл на Килиманджаро. И там погиб. Один из всей группы.

Мама сидела на кресле в холле опустив голову.

— Это я виновата, — сказала она.

Видно было, что маме трудно говорить. Но она справилась с собой. Голос её звучал уже почти спокойно.

— Понимаешь, Вася, я давно уже… сталкиваюсь со смертью. Сначала родители — один за другим. Потом Петя. Почему? Смерть настигает так неожиданно и уносит тех, кого мы любим. Я спрашивала у него: зачем он лезет в горы? Он смеялся. А я потом плакала. Как я плакала!.. Вот когда я не хотела жить… И на подоконнике стояла, и таблетки покупала. Андрейка меня вытащил. Из-за него я тогда… осталась.

— Прости… Прости, что я тебя заставил говорить… — Вася смутился.

— Нет, ничего. Ты меня не заставлял. Я же сказала, что могу. Вот. У Андрейки есть брат и сестра. По отцу. Кажется, и бабушка ещё жива. Но я не могу к ним пойти. Я виновата.

— Ты до сих пор винишь себя? — повторил Вася.

И мама повторила, как эхо:

— Да.

Вася повёл могучими плечами:

— Вот оно дело в чём…

— Всё просто.

— Не просто! — Ангел рубанул рукой воздух. — Ты слишком много на себя берёшь! Ты считаешь, что привела человека к гибели? Как бы не так! Ты же не Господь Бог, чтобы просто так заставить кого-то умереть! Бог сам определяет сроки! Так и повтори себе: «Разве я Господь Бог?» Ну-ка, повтори!

Мама улыбнулась.

— И правда… Кто из нас Господь Бог?

— Ты не забудь, что он, твой альпинист, был мужиком! И не слабым, как я понимаю. Он отвечал за свои поступки так же, как и ты. Это всё равно что я бы ехал тебя навещать, разогнался и разбился. Кто виноват был бы? Ты?

— Нет… Он там кого-то вытаскивал и сам упал…

— Вот! Тебе просто нравится себя мучить, делать себя виноватой и страдать. Между прочим, ты сама додумалась, что смирение без радости — это тоска. А это — ну просто тоска в квадрате! Тощища! Зелёная! Горе-то ушло, а тоска осталась!