Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт

Конечно, Сойка быстро привязалась к своему владельцу. Она очень похорошела — оперилась, стала совсем голубой, но вот ее искалеченное крыло так и не выправилось. Мы с Тревисом не раз пытались зафиксировать крыло, но Сойка моментально превращалась в пушистый голубой шар из перьев — неистовый, бьющийся, вопящий (ха!). Оказалось, что сумасшедшие взмахи крыльями идут птице только на пользу, Сойка с каждым днем становилась крепче и даже научилась летать, но только по кругу — более сильное левое крыло заставляло ее кружить по часовой стрелке.

В основном Сойка обитала в курятнике, но иногда Тревис брал ее «погулять». Птица ехала у него на плече или перелетала с одного дерева на другое. Сойка стала замечательным имитатором. Она научилась кудахтать как курица и кукарекать как наш петух, Генерал Ли, заставляя бывшую гордость курятника без толку метаться по двору в поисках невидимого соперника.

У Сойки отросли красивые перышки, но голос приятнее не стал. Когда ее разлучали с божеством — Тревисом, — она в гневе взывала к небесам. Ее хриплые крики были слышны даже в столовой, а ведь до курятника было добрых пятьдесят ярдов. Мы предпочитали ничего не замечать.

Тревис купал Сойку в неглубоком корыте с теплой водой, и она в восторге била крыльями. Они все больше времени проводили вне дома. Мы привыкли видеть Тревиса с белыми подтеками на плечах, к негодованию нашей служанки Сан-Хуаны. Брат даже брал Сойку в школу, когда мы рассказывали о внеклассных проектах, и имел громадный успех. Правда, мисс Харботтл отшатывалась всякий раз, как Сойка начинала кричать или бить крыльями, не без основания опасаясь за свое черное платье и высокую прическу.

Сойка страшно любила дразнить кошек, почему-то особенно выделяя Идабель. С громким криком пикировала она на кошку каждый раз, как Идабель выходила погреться на солнышке. «Держи это бесовское отродье подальше от моей кошки», — не раз и не два повторяла Виола.

И конечно, однажды ужасное несчастье — впрочем, вполне предсказуемое — все же произошло. Идабель вошла в кухню с растрепанным пучком голубых перьев во рту.

Можно ли винить кошку за то, что она поймала птицу? Это было бы несправедливо, таковы законы природы. Хоронить было почти нечего — одно крыло и несколько хвостовых перьев.

Я никогда не была на настоящих похоронах (я имею в виду людей), но мне казалось, что посмотреть было бы интересно. Однако после похорон Сойки я изменила мнение. Невыносимо было видеть, как горюет Тревис. Я бы ни за что не призналась в этом, мне за одну мысль было стыдно, но, кажется, все кроме Тревиса почувствовали облегчение, когда Сойки не стало.

Я проснулась и поняла: сегодня случится что-то приятное. Не сразу я вспомнила: пора начать новый Научный Дневник. Старый под завязку набит вопросами, попадаются и немногочисленные ответы, а еще там есть наблюдения и зарисовки. Весь прошлый год Дневник был мне верным другом, туда я записала, как мы с дедушкой открыли совершенно новый вид горошка Vicia tateii. Может быть, однажды сам Дневник станет объектом научного и исторического интереса. Кто знает?

Но сейчас пора сказать прощай старому Дневнику и открыть новую ярко-красную книжечку, дедушкин подарок. Я вдохнула запах новенькой кожи и бумаги. Что обещает больше возможностей, чем чистая страница? Пусть мой почерк оставляет желать лучшего, а строчки обязательно загибаются книзу. Пусть я ставлю кляксы и никак не могу написать так красиво, как хочется. Все это пустяки. Главное — возможность. Можно же хоть немного помечтать?

Я прокралась вниз, не забыв переступить через предательскую скрипучую ступеньку номер семь. Дом еще спал. Если потороплюсь — урву время для себя самой. Я открыла парадную дверь и выскользнула наружу, чтобы начать мои заметки.

Поеживаясь от утренней свежести, я подняла глаза и заметила на лужайке странную серую с белым птицу. Размером примерно с курицу, но совершенно другой формы. Оперение гладкое, острый и кривой красноватый клюв, желтые ноги, оканчивающиеся, надо же, перепончатыми лапами. То есть птица умеет не только летать, но и плавать. Судя по клюву, она не фрукты ест и не жуков ловит. Таким клювом только мясо рвать. Хищная птица? Плотоядная утка? Я присела на крыльцо и записала: «Суббота, 8 сентября 1900, оч. облачно, Ю-З ветер. Странная птица на лужайке, выглядит так».

Я торопилась закончить рисунок, пока моя модель не улетела, и уже наносила последние штрихи, когда распахнулась дверь и появился Гарри.

— Малышка, завтракать!

Спугнул. Птица снялась с места, отлетела подальше и приземлилась возле виргинских дубов, окаймляющих лужайку. Удивительно! Это надо хорошенько обдумать. Конечно, она не может сидеть на дереве, как воробей. Не с такими лапами.

— Гарри, ты видел? Не знаешь, кто это?

Но Гарри уже вернулся в дом.

Прежде чем последовать за ним, я бросила быстрый взгляд на мой барометр. Давление сильно упало. Может, он испортился? Я щелкнула по барометру. Нет, стрелка не сдвинулась. Наверно, надо иногда банку мыть.

Я пошла в дом. Сильный порыв ветра со страшным грохотом захлопнул дверь у меня за спиной, но тогда я не придала этому значения.

Как всегда в субботу, сразу после завтрака я отбарабанила положенные полчаса за пианино и отправилась к дедушке в библиотеку. Постучала в дверь и услышала обычное: «Входи, коли не шутишь». Дед сидел за столом и читал «Низшие растения Северной Америки». Признаюсь, с моей точки зрения, грибы и водоросли — не самый интересный объект изучения, но, как говорит дедушка, все в природе взаимосвязано, и мы не должны пренебрегать ни одной частью общей картины.

— Дедушка, можно мне посмотреть птичий атлас?

— Думаю, правильнее спросить: «Можно мне посмотреть атлас птиц?» Ответ — конечно, можно. Мои книги в твоем распоряжении.

Он вернулся к работе, а я потянула с полки тяжеленный «Полевой определитель птиц Томпсона». Я быстренько пролистнула изображения ослепительного павлина и неуклюжего фламинго, чтобы добраться до раздела, который раньше никогда не рассматривала. Вот оно! Морские птицы Мексиканского залива. Для девочки, никогда не бывавшей у моря, там могло найтись немало интересного. Я вглядывалась в страницы.

— Черт возьми, — вырвалось у меня.

— Кэлпурния, я уверен, что ты можешь выразить свои чувства, не прибегая к просторечиям. Брань — признак неразвитого воображения и ленивого ума.

— Да сэр, — но я не слушала. Я впилась глазами в иллюстрацию. Именно эту птицу я и видела. — Черт!