Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт

За обедом мама казалась спокойной, только опасливо поглядывала то на дедушку, то в окно. То туда, то сюда. Потом, по дедушкиному настоянию, отправилась на телефонную станцию и заказала междугородний разговор с Галвестоном. Звонок стоил целых три доллара — небывалое расточительство! — и потребовал четырех переключений. И уж будьте уверены, все четыре телефонистки подслушивали. Связь была плохая, но случилось маленькое чудо, и мама поговорила со своей сестрой Софронией Финч. Тете удалось прокричать, что да, ветер сильный, но беспокоиться не о чем, они к такому привыкли, а Гас сейчас как раз вышел в резиновых сапогах закрыть ставни. К тому же специалисты из Погодного бюро штата не особенно встревожены.

После ужина мы расселись на веранде, тщетно высматривая светлячков. Их сезон заканчивался, а может, они укрылись в высокой траве, задраив собственные крошечные люки. Было душно, ни ветерка, но младшие братишки гонялись друг за другом по лужайке, кувыркались, боролись. Враги и друзья непрерывно менялись местами, союзы образовывались и распадались, чтобы через минуту соединиться вновь.

Я устроилась возле дедушки. Он неторопливо раскачивался в плетеном кресле-качалке и покуривал, а кончик его сигары вспыхивал в темноте, как самый большой, самый красный светлячок.

— Барометр падает, — сказал дедушка. — Я это костями чувствую.

— Это как?

Он не успел ответить, как мама позвала:

— Пора спать!

— Спокойной ночи, дедушка! — прошептала я и чмокнула его в щеку.

Дедушка, похоже, не заметил. Я ушла, а он остался курить, покачиваясь в кресле. Лицо в тени, но я знаю, что он глядит на восток.

Вечером Идабель носилась вверх-вниз по лестнице, возбужденно мяукая. Я сгребла кошку в охапку и потащила себе в кровать. Я гладила ее и шептала ласковые слова, пока Идабель не угомонилась. Интересно, ее тоже тревожит предчувствие? Вопрос для Дневника: возможно ли, что кошки особенно чувствительны, потому что у них есть мех и усы, улавливающие необычные вибрации и тому подобное? Будь у меня такое оснащение, и я смогла бы принимать сигналы о множестве разных странных и далеких событий. И мне приснилось, что я кошка.

Посреди ночи я проснулась. Температура упала, Идабель куда-то делась. В окно хлещет дождь. Стекла дрожат в рамах, от их дребезжания мне стало не по себе. Я завернулась в одеяло и снова провалилась в сон. Теперь мне снились какие-то птицы и свист ветра.

Назавтра папа сказал, что связь с островом Галвестон потеряна. Наши новости до них не дойдут, и мы о них ничего не узнаем.

На следующий день дул порывистый ветер и временами шел дождь. Мы прочли в газете, что с Галвестоном связи нет. Известно лишь, что сильнейший ураган захлестнул побережье и мало кому удалось добраться до материка. Немногие выжившие рассказывают о катастрофических разрушениях.

Вооружившись черными зонтами, с которых отчаянно капало, мы отправились в методистскую церковь. Преподобный Баркер вознес молитву за жителей Галвестона, хор спел «Все ближе, Господь, к Тебе». Многие прихожане рыдали, не скрывая слез, остальные сидели с вытянутыми лицами и говорили только шепотом. Слезы текли по маминому лицу, папа крепко обнял ее за плечи.

Дома мама уединилась в спальне, чтобы принять порошок от головной боли и микстуру Лидии Пинхем. Она даже забыла засадить меня за пианино, а я — само сочувствие — не стала ее беспокоить напоминаниями. Маме и без того было о чем тревожиться.

На следующий день поползли слухи о воде на улицах в шесть футов глубиной; о жителях, утонувших целыми семьями; о том, что город просто-напросто смыло. Фентресс погрузился в траур — темная одежда, мрачные мысли. Мужчины носили черные повязки на рукаве, многие женщины надели черные вуали. Весь город, да что там — весь штат, затаив дыхание, ждал, пока восстановят телеграфную и телефонную связь. Все корабли от Браунсвилла до Нового Орлеана спешили в разрушенный город — с продуктами, водой, палатками и инструментами. И с гробами.

Я отправилась искать Гарри и в конце концов нашла его в амбаре. Он проводил учет запасов.

— Гарри, что творится?

— Ш-ш-ш! Семь, восемь, девять баррелей муки.

Он сделал отметку в списке.

— Гарри!

— Не мешай! Бобы, кофе, сахар. Так, посмотрим: бекон, лярд, сухое молоко.

— Гарри, скажи…

— Сардины. Убирайся!

— Гарри!

— Мы отправляемся в Галвестон. Папа велел — никому ни слова.

— Кто едет? Почему это секрет? И я не кто-нибудь, я твоя любимая сестра! Забыл?

— Заткнись и уходи.

Я заткнулась и ушла.

Какое-то время я мрачно слонялась вокруг, но вдруг меня осенило — надо заглянуть в «Фентресский Обозреватель», нашу ежедневную газету. Обычно только Гарри дозволялось читать газету (считалось, что младшие дети еще слишком малы, чего-то там, связанное с нашими «нежными чувствами»). Я обнаружила кучу старых газет в кладовке у Виолы. Читать она не умела, но использовала газеты, чтобы мульчировать почву в огороде. Я утащила последний номер и пристроилась на заднем крыльце. Прочла заголовок: «Галвестонская трагедия. Чудовищное наводнение. Гордость Техаса смыло в море. Самая ужасная природная катастрофа в американской истории. Судьба тысяч жителей остается неизвестной».

Тысяч. Тысячи! Ужасное слово стучало в голове. Мысли путались, колени подкашивались. Часть меня отказывалась верить, другая знала, что все правда. А родные, Финчи — они тоже в числе этих тысяч? Они наши родственники, связаны с нами узами крови. А сам Галвестон, красивейший город Техаса, культурная столица штата? Великолепный оперный театр, величественные дома — они тоже исчезли?

Я уронила газету и бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать. Свою высокую латунную кровать. Плакала без остановки, пока не пришла мама. Она напоила меня микстурой Лидии Пинхем, от которой у меня закружилась голова, и заставила выпить еще и ложку рыбьего жира. Тут мне стало совсем плохо. Наконец я выползла из постели и пошла в лабораторию искать дедушку. Он усадил меня на высокую табуретку, где я столько раз сидела, помогая ему в работе, погладил по голове, приговаривая:

— Тише, тише. Такие вещи случаются. Ты не виновата. Успокойся. Ты хорошая, храбрая девочка.

Ага, храбрая. Обычно дедушкина похвала вызывала у меня восторг, но только не сейчас.

— Почему никто не стал слушать? — на меня напала икота.

— Люди часто не обращают внимания на факты. Ты не можешь заставить их увидеть то, чего они не хотят видеть.

Он откупорил бутылочку с темно-коричневой жидкостью и произнес тост: