Сергей Голицын - Городок сорванцов

— Вы знали, что мальчишки придумали ловить рыбу стеклянной вершей? — спросил меня Владимир Викторович, подходя вместе со мной к палатке штаба.

— Стеклянной вершей? — удивился я.

— Да, да, они ежедневно вытаскивают штук по семьдесят мальков чуть подлиннее спички. А я и не догадывался о таком браконьерстве, — возмущался он, — все думал: как хорошо — ходят ребята рыбу ловить, увлеклись интересным делом.

Тут и мне вспомнилось, как дня три тому назад шел я вдоль берега Москвы-реки на дальний ключ умываться и видел, как мальчики выкладывали из камней на мелком песчаном дне реки треугольную гряду, вершиной по течению. Я остановился и стал наблюдать за ними. В этой самой вершине они поместили боком стеклянную банку отверстием внутрь треугольника и всунули в банку горлышко бутылки с отбитым дном. Значит, это и была стеклянная верша.

Мы с Владимиром Викторовичем пробрались в штабную палатку и сели в уголок. Все члены штабa, хмурые, важные, уже разместились вокруг стола. У входа в палатку толпились незадачливые рыболовы во главе с Витей Панкиным.

Южка встала, хлопнула ладонью по столу.

— Довольно обещаний! Предлагаю запретить ловить рыбу бутылками! — звонким голосом отрубила она.

Эдик встал и сказал, что он не согласен, — раз в лагере все можно, значит, можно и мальков ловить.

Южка возразила:

— Ты знаешь, что они каждый раз опаздывают к ужину? А опаздывать — это значит нарушать второй закон.

Тут вскочил Саша Вараввинский — наш толстый «Санчо Панса»:

— Уничтожение мальков — это возмутительное браконьерство! Каждый экземпляр через год весил бы целый килограмм; а так как рыболовы ежедневно вытаскивают по сто мальков… — он чуть запнулся перемножая в уме, — значит, за два месяца будет уничтожено шесть тысяч килограммов разной ценной рыбы. — Саша сделал испуганные глаза и повторил: — Шесть тысяч килограммов!

Эдик заспорил, он считал, что Сашины вычисления неверны — мальки, может, подрастут, а, может, их другие мальчишки или щуки поймают.

Тогда одна за другой выступили все три девочки — Южка, Валя и Наташа. Каждая старалась как можно обиднее уколоть несчастных рыболовов.

Те стояли кучкой, понурив головы, и ждали приговора.

Снова вскочил Саша и предложил вынести такое «постановление»:

— Ловить мальков стеклянными вершами категорически запрещается, потому что это приносит вред государству, бутылки разбить, банки сдать в кладовую. Пусть мальчики ловят удочками.

— А на удочки не клюет — ни на червя, ни хлеб, — робко возразил Витя Панкин, — разве это ловля — на десять человек три уклейки?

— И пускай не клюет, сидите на берегу и на поплавок смотрите, — сказала Валя Гаврилова.

Члены штаба засмеялись, рыболовы еще ниже опустили головы.

Приступили к голосованию.

Володя Дубасов объявил, что он всегда на стороне мальчишек, и голосовал «против», Эдик и Южка воздержались, остальные судьи подняли руки за категорическое запрещение преступной ловли мальков бутылками.

Тут встала Валя Гаврилова. Она поджала губы, ехидно сощурила свои широко сидящие глаза и сказала, что сегодня подсмотрела, как «хранитель сокровищ» Володя Дубасов по распоряжению Эдика выдал рыболовам постное масло, а «шеф-повар» Юра потихоньку нажарил на сковородке рыбу и все трое членов штаба подсели к рыболовам, слопали вместе с ними вкусное кушанье и никого не угостили.

— После каждой рыбалки мы их так кормим, — угрюмо буркнул Витя Панкин.

Наташа громко расхохоталась; Эдик, Володя и Юра густо покраснели, но смолчали.

Владимир Викторович весь передернулся, но не сказал ни слова и потихоньку забарабанил пальцами по столу.

— Это правда? — спросил Саша.

— Правда, — пробормотал Володя.

Юра молча кивнул головой. Эдик даже бровью не повел.

— Значит, вы, вы… — глухо послышалось сзади меня.

Я оглянулся.

Южка стояла вся потемневшая от страшного гнева. Она смотрела то на Володю, то на Юру, потом на Эдика, вновь на Володю.

Находчивый Саша перебил Южку.

— Подожди высказывать свое мнение при посторонних, — выпалил он, быстро обернулся к рыболовам и ко мне.

Рыболовы, не дожидаясь приказа, тут же умчались. А я?

Нет, нет, я не посторонний! Я ни за что не уйду.

— Значит, вы воры! — полным презрения шепотом бросила Южка трем мальчикам.

Юра и Володя по-прежнему сидели пунцово-красные, даже пот выступил на их лбах, верно от стыда. Эдик, бледный, молча кусал губы и глядел вниз.

Все вопросительно обернулись в сторону Владимира Викторовича. Он был единственный взрослый, кто входил в состав штаба. Все хорошо знали, что он нарочно молчит и ждет, когда выскажутся остальные. Что же он скажет сейчас?

— Каково ваше мнение. — уверенным начальническим тоном спросил его Саша Вараввинский.

Владимир Викторович ответил не сразу.

— Я предполагал, что могут случиться разные мелкие трещинки, мелкие происшествия, — начал он, — трудно все заранее предвидеть. Но чтобы такое произошло? Чтобы члены совета пионерской дружины, члены штаба, городка — заслуженный мастер спорта, хранитель сокровищ, шеф-повар, которым доверено буквально все, и чем польстились — добро бы конфетами или сухими фруктами, а то постным маслом…

Наташа не удержалась и фыркнула; на нее ceйчас же с негодованием зашикали.

— Это принципиальный вопрос, — объявил Саша Вараввинский и поучающе поднял указательный палец…

— Нас Эдик надоумил, — угрюмо пробормотал Володя.

— Эдик? — Все обернулись к заместителю начальника штаба.

— Эдик, это ты всех научил? — тихо спросила Южка.

Только сейчас «заслуженный мастер спорта» осмелился поднять глаза. Он посмотрел на Южку исподлобья таким тяжелым взглядом, что мне сделалось как-то не по себе.

— Это просто небольшая ошибка, — словно нехотя пробормотал он, — а вы раздули. Обещаем, не будем больше так делать — и все.

— Не будем больше, — буркнули Юра и Володя. По предложению Саши Эдику объявили выговор, Юра и Володя получили по замечанию. Мы решили, что об этой нехорошей истории никогда никто никому не скажет и никогда никто не будет о ней вспоминать.

Члены штаба встали и торжественно дали друг другу честное пионерское, что при малейших затруднениях всегда будут действовать вместе, заодно и никогда не станут ссориться друг с другом.

— Ну как, интересно прошло заседание? — спросил меня Владимир Викторович, когда мы с ним вышли из палатки.

— Очень, — признался я, — только вы не боитесь, что он ей будет мстить?

— Кто он? Кому? — удивился Владимир Викторович.

— Да Эдик Южке. Уж очень страшно он на нее взглянул.

Владимир Викторович рассмеялся.

— Вот выдумали! Вы же слышали, какую клятву мы только что дали друг другу. Уверяю вас, проскочила только мелкая трещинка, которую тут же тщательно заделали. Все три мальчика искренне раскаялись в своем проступке. А об Эдике не думайте плохо, я в него верю.