Алексей Ельянов - Утро пятого дня

Сейчас я бы очень хотел услышать его тихий голос. Илья почти никогда не давал определенного совета, но говорил он что-то такое, что было самым главным для твоего решения. Он как бы направлял свои рассуждения в ту или в эту сторону, он прислушивался к чему-то в себе, спрашивал. И получалось, что ты вместе с ним спрашивал себя самого о том же самом, и постепенно, как изображение на фотобумаге, для тебя прояснялась вся суть дела или спора. «Вот как он скажет, так и будет», — подумал я, все пристальнее вглядываясь в глаза Ильи.

Кто-то рванул дверь. Швабра брякнулась на пол. Вошел мастер и с ним незнакомец, был он в светлом клетчатом пиджаке. На ремне через плечо висела у него, должно быть тяжелая, кожаная сумка.

— Корреспондент из радио, — представил мастер.

— Привет выпускникам, — громко сказал корреспондент. Звук «р» хрустнул у него во рту. Корреспондент был пожилым, тощим и таким высоченным, что казалось, он очень недоволен своим ростом и поэтому сутулится, склоняет голову, чтобы не выделяться среди других. И все равно он смотрит сверху вниз: глаза, внимательные и быстрые, что-то ищут в нашей мастерской, в наших лицах и взглядах. Он держался так, будто знал заранее все, что мы можем сделать, сказать или даже подумать.

Корреспондент прошелся перед нами, пожал руку старосте, Володьке и мне — мы оказались ближе к дверям.

— Что тут происходило? — недоуменно спросил мастер, поглядывая на швабру.

— Да так, думали кое о чем, — поспешил на выручку всем Иван Колесников. Он спрыгнул со стула, подошел к нам.

— Это интересно, — живо сказал корреспондент и быстро поднес к самому лицу Ивана какую-то железную штуковину наподобие большой курительной трубки. Я не сразу догадался, что это микрофон. — Тсс, — поднял он руку и попросил тишины. — Так о чем же вы думали, молодой человек? У вас у всех такие серьезные лица. Вы, наверно, думали о самом главном — как и где вы теперь будете работать?

Колесников ошалело смотрел на микрофон и на корреспондента. Судорожно глотал слюну, открывал и закрывал рот, но было слышно только кряхтенье и шмыганье носом.

— Смелее, смелее, говори, что думаешь, — подбадривал корреспондент.

— А я ни о чем и не думаю, — наконец выдавил Иван сиплым сдавленным голосом.

— Вот тебе и на, а так глубокомысленно молчал, — усмехнулся корреспондент. — Кто у вас тут староста или комсогруппорг?

— Вот он — и он, — показал мастер на Ковальчука и на Дьячкова.

— Ну, что же, выручайте всех. Какие планы у вас, как учились?

Микрофон оказался перед носом Семена Дьячкова.

— Мы хорошо учились, — сказал Дьячков. — Ну, в общем, ничего себе учились.

Корреспондент радостно закивал головой: «Правильно, хорошо говоришь».

— А потом мы стали учиться еще лучше, — брякнул раскрасневшийся Дьячков.

— Когда это потом? — удивился корреспондент.

Дьячков помолчал, тяжело вздохнул:

— Ну, после этого… после соцобязательства, — опять не совсем складно выразился Семен.

— Вы, значит, перед выпуском обязались учиться только на четыре и пять? — постарался поддержать разговор и помочь комсогруппоргу корреспондент. Он хмурился. Микрофон чуть заметно вздрагивал в его руке.

«При чем тут обязательства? — думал я. — Никому ничего мы не обещали, к чему весь этот разговор?»

— Мы, конечно, как и все группы училища, приняли на себя повышенные социалистические обязательства, — вмешался мастер. Голос у него стал неузнаваемым, деревянным, лицо потеряло живость, глаза потускнели. Корреспондент поднес микрофон к его губам. — Недавно, например, закончили ремонт станка для нашего базового предприятия. — Мастер, не поворачивая головы и туловища, словно завороженный микрофоном и рукой корреспондента, быстро махнул правой рукой в ту сторону, где стоял токарный станок.

— Интересно, очень интересно, — сказал радиокорреспондент так оживленно, будто и вправду ему было так уж интересно. — Ну, кто из вас расскажет, как вы ремонтировали станок, — громко и весело обратился он к нам. — Наверное, очень было трудно. Шутка ли, такой станочище. Наверно, громко стучали молотками, шаркали напильниками. А ну-ка покажите, как это у вас получалось. Прошу, прошу: встаньте на свои места — и за работу.

Корреспондент оживленно размахивал руками, командовал, ждал от нас каких-то шумных действий: ударов, скрежета, скрипов. Ребята нехотя разбрелись по своим местам, достали что попало из инструментальных ящиков, принялись колотить молотками и шаркать напильниками. Корреспондент подходил с микрофоном к одному, к другому, громко спрашивал, как идут дела и что мы делаем. Ребята переминались с ноги на ногу, краснели, почесывали голову, бормотали что-то невразумительное. Корреспондент вытирал платком вспотевшее лицо.

— Хватит, тишина! — крикнул он. — Что же это вы, рабочий класс? Где ваша смелость? Неужели никто из вас так и не скажет мне толком несколько фраз о своем деле?

— Мы изготовляем для своего любимого завода, — громко и дурашливо начал Колесников.

— Да не изготовляете, а ремонтируете, — раздраженно поправил мастер.

— Мы ремонтируем для своего любимого завода этот наш любимый станок. — Колесников замолчал, насупился. Смущенно молчали все ребята.

— Не ожидал, не ожидал, — искренне огорчился корреспондент. — Неужели я ошибся и пришел не в ту группу? А мне-то говорили, что именно к вам нужно идти, что дело вы знаете и так, вообще смелые, даже иногда слишком.

«Ну, что он хочет от нас? — думал я. — Все как обычно, чего тут рассказывать, разве только наврать про наш любимый-разлюбимый станочек, про наш «гроб петровских времен», как называет его мастер». Когда притащили, все подумали — легче выбросить, чем ремонтировать, но мастер сказал: «Гроб-то он гроб, но сделать из него мы должны конфетку. Во-первых, станок уникальный, завод им дорожит, новые ставит, а этот не выбрасывает — оборотистый он и компактный, в сборочном цехе, можно сказать, незаменим. А во-вторых, вам, слесарям, есть над чем голову поломать, тут вам будет и шабровка, и притирка, и доводка, и разметка, в общем, полный набор. Я специально отказался от новенького расточного, а предлагали. Соседняя группа взяла, ну и пусть. Пусть нам, как говорится, будет тяжело в учении». Было и в самом деле нелегко, пришлось попотеть. Разобрали станочек по косточкам. Кое-что тут даже заново изобрели, особенно мой Володька постарался — все что-то чертил да вычерчивал, да бубнил себе под нос, а потом выдал нам приспособление к суппорту. Но как об этом расскажешь, тут видеть надо. И потом, работа есть работа, как у всех».

Корреспондент стоял перед нами с микрофоном в руке, он ждал от нас какого-то очень интересного рассказа или разговора и был расстроен, что мы оказались такими молчунами.