Татьяна Мельникова - 13 историй из жизни Конькова. Рассказы

Я, конечно, сам переживал, что у нас так получилось. Но когда папа сказал, что «вряд ли выйдет что-нибудь хорошее», я обиделся. Наверное, он думает, что раз у Вальки старший брат ходит в Дом пионеров в судомодельный кружок, то мне надо всеми силами за Вальку держаться и во всем его слушаться. А я как-нибудь сам обойдусь, и моя подлодочка выйдет не хуже, чем в судомодельном! Чтобы она устойчивее была и, как настоящая, почти не выступала из воды — только кусочек палубы и рубка, — я решил для своей подлодки выплавить свинцовый балласт. Корпус я сделал тоже надежным, увесистым и дополнительно пробил гвоздиками. Опробовать корпус в воде я, правда, не стал, все равно он не один ходить будет, а в тримаране.

И вот наступил день, когда Гарька, наш главный казначей, сказал, что денег накопилось достаточно. В понедельник мы пошли в «Культтовары» и высыпали на прилавок целую кучу пятаков и гривенников.

И старший продавец т. Сковородникова не просто завернула нам коробку с моторчиком в бумажку, а положила в пакетик. Есть такие, наверное, для самых любимых покупателей. Там всякие товары нарисованы и разные ласковые слова — «К вашим услугам!», «Заходите, мы вам рады» и так далее.

Мотор мы укрепили на Валькиной подлодке, потому что она получилась самой большой. Смолякова бригантину и мою подлодку присоединили к Валькиной легонькими рейками. Получилось ничего себе. Все мальчишки и даже взрослые прохожие обращали на нас внимание, когда мы тащили свое сооружение к фонтану-плескательнице во дворе Валькиного дома.

Там, конечно, уже никто не плескался, потому что осень. На воде плавали желтые листья и какие-то размокшие бумажки. Но все равно испытания провести было можно.

Не успели мы спустить свой тримаран на воду, как на края плескательницы уже навалилось десятка полтора ребят. Все обсуждали достоинства нашего сооружения и давали разные советы. Даже самые маленькие норовили протиснуться поближе к воде. Один толстяк хотел пролезть между ног у Гарьки, но застрял.

…Тримаран стоял на воде, как готовый подняться и взлететь лебедь.

Передняя часть его слегка приподнималась, словно у судна на подводных крыльях, а винт слабо просвечивал сквозь мутную воду.

Я хотел немножко раздвинуть вокруг суденышка плавающие бумажки и листья, но ребята закричали, что так еще лучше, пускай тримаран сам их разгонит на ходу.

Да, нечего сказать, это был приятный момент!

Вот сейчас мы присоединим к электрической батарейке контактный проводок и… Вот сейчас… Валька уже приготовился врубить ток, но Смоляков все еще копался в своей бригантине, проверял паруса и всякие веревочки, которые он называл такелажем.

То ли дело моя или Валькина подлодки, гладенькие, почти без всяких выступов и щелей. Я даже для надежности промазал места, где рубка лодки соединялась с корпусом, пластилином.

Наше с Валькой терпение уже готово было лопнуть, когда Смолячок наконец сказал, что и у него все готово.

…Как он рванулся, как он дернулся и мелко-мелко задрожал, наш тримаранчик, когда маленький, но сильный моторчик-«шмелик» завертелся и винт вспенил воду за кормой.

— Ур-ра! — заорал кто-то из мальчишек, чуть не перевалившись за борт плескательницы. — Ур-р-ра!

Маленькие волны побежали по воде, закачались листья и бумажки. А тримаран… Тримаран стоял, дрожал и… ни на сантиметр не двинулся с места.

Ребята потянули руки к тримарану, чтобы подтолкнуть его, но мы не разрешили.

Валька сам подтолкнул его легонько, а я стоял и чувствовал, как в кончики моих холодных пальцев вонзаются какие-то тонкие иголочки.

Тримаран тихонечко поплыл, и снова кто-то из ребят попытался крикнуть «ура», но замолчал. Стало тихо-тихо, только моторчик жужжал. Но, мне казалось, уже не так весело, как раньше.

Наш корабль проплыл еще немножко и снова стал останавливаться. Валька еще раз подтолкнул, но даже его длинные руки едва-едва доставали до кормы тримарана.

И он уже не казался мне лебедем, готовым подняться в воздух, наш тримаран. Он, может быть, еще и был похож на птицу, но раненую, которая хочет, а не может взлететь. И только сердце бьется у нее в груди часто-часто.

Потом тримаран закружился на месте, но все видели, что это от ветра, попавшего в паруса, которые нелепо торчали с одной стороны суденышка, как поломанное и вздыбленное крыло. А потом… Потом тримаран стал оседать на правый борт, где была моя, самая тяжелая, подводная лодка, в трюм которой я так добросовестно, не пожалев, набил свинца.

Смотреть на это было уже совсем невозможно. И так стало ясно, что маленькому моторчику не сдвинуть громоздкой, расплющенной, как сковородка, неуклюжей громадины. И весь наш тримаран напоминал, наверное, больше всего не лебедя, а телегу из басни Крылова, в которую этого лебедя запрягли вместе с раком и щукой. Потому что каждый из нас думал, строя свой корпус, только о себе и не думал о товарищах.

Мы поняли это, даже не глядя друг на друга и ничего не говоря, и ребята тоже, конечно, поняли. Они стали молча расходиться, спасибо им хотя бы за это. Только несмышленые малыши еще что-то пищали и просили кораблик, но их тоже ребята побыстрей разогнали.

Мы молча подогнали несчастный тримаран к борту плескательницы палками и торопливо понесли в ближайший, Валькин, подъезд. Наверное, Вальке и Смолянку так же, как и мне, на какую-то минуту захотелось бросить эту пудовую, тяжелую, как танк, раскоряку или со злости тут же поломать ее.

Но ведь он-то ни в чем не был виноват, наш тримаран…

Субботу я люблю больше всех дней недели. Даже больше, чем воскресенье. Воскресенье, конечно, замечательный день: полный мешок удовольствий, и мама не кричит в форточку в самый разгар хоккейного матча: «За уроки пора». Но в воскресенье к вечеру обязательно вспомнишь про понедельник, в который контрольную будут раздавать: учителя почему-то все контрольные и диктанты стараются в воскресенье проверять. И настроение портится.

Но в этот раз, когда я пришел в субботу из школы, мама сразу заметила, что я сегодня какой-то не такой.

— Что-то ты слишком сосредоточенный, — говорит. — И обедать не хочешь.

Обедать мне в самом деле не хотелось. Еще бы. Я в один присест два «Мишки на севере» съел и «Красной шапочкой» закусил. Даже губы слиплись.

Конфеты, это, конечно, неплохо. Но с них-то все и началось. Их притащила в класс Светка Воробьева. Целый кулек. У нас такая традиция еще с первого класса. У кого день рождения, тот конфетами всех угощает. Когда мы первоклассниками были, конфеты обычно мамы или бабушки раздавали. Принесут и разложат на партах. А сейчас мы сами взрослые. Даже приятно: подойдешь так степенно к имениннику, конфетку из пакета вынешь, поздравишь. Кого особенно уважаешь, по спине или по шее легонечко стукнешь, для полноты чувства. В общем, приятная традиция.