Татьяна Мельникова - 13 историй из жизни Конькова. Рассказы

И я стал торопить папу выйти из автобуса, потому что толстый дяденька опять начал к нему пробираться, наверное, не договорил про свои заводские дела.

— Ух, хорошо, — глубоко вдохнул папа, спрыгнув с подножки. — Воздух какой чистый! Лежи себе под елкой и пей его. Гляди, многие уже приземлились под деревьями.

И правда, почти под каждым деревом на поляне уже сидел кто-нибудь из автобуса, расстелили одеяла и газеты, опять закусывали, а доминошники с заднего сиденья начали новую партию.

Наша мама тоже села рядом с тетенькой, которая вязала.

— Немножко осталось, — показала она нам клубок ниток, — посижу, пока вы разведаете окрестности.

Разведать — это можно! Пусть сидят, кому нравится. А мы углубимся в чащу леса и, быть может, первыми встретим лося.

Только мы прошли немного, в лесу что-то загудело, затрещало. Я схватил на всякий случай папу за руку. Но оказалось, что это гудел автобус, только не наш, а другой. И немного поодаль стоял еще один, и вокруг тоже сидело, лежало много народу. Все смеялись над нами, что мы, наверное, любим долго спать, если думаем, что приехали самыми первыми.

— Нет, брат, лосей близко не будет, слишком шумно, — сказал папа. — Давай пока просто под ноги смотреть. Отыщем гриб. Кто первый найдет, тому премия.

И быстро шагнул прямо под куст. Там что-то белело. Оказалось — простая бумажка. А под другим кустом вместо гриба была яичная скорлупа. Под третьим — зеленая бутылка.

Папа смущенно посмотрел на меня. И велел мне пока снова обуть сандалии.

— Мы, похоже, слишком скоро захотели девственной природы, — вздохнул папа. — За ней, я вижу, придется побегать. Давай предупредим маму и не пожалеем ног.

Я и не собирался их жалеть, ноги. Только спросил папу, что такое девственная природа. И он сказал, что, в общем, это такая природа, где не ступала нога человека.

«Только лося, хозяина этого леса», — решил я про себя. Мы пошли быстро-быстро, не жалея ног. И папа все-таки нашел, что искал. Целых три гриба. Мне они очень понравились. Сверху беленькие, снизу розовые и с такой кружевной оборочкой на ножке.

Но папа почему-то сказал, что за такими вовсе можно было и не ездить в лес. Просто отправиться на околицу ближайшего села.

— Это же шампиньоны, — сказал папа про грибы. — Они за человеком ходят по земле, как воробей по воздуху. Где оставляет человек всякий мусор, там и они. А я тебе, Юрка, хотел показать настоящий лесной гриб — подберезовик. Давай еще немножко пройдем. Ищи березу, ее в любом лесу заметишь, красавицу в белом сарафане.

Мы еще прошли. Почти весь лес. И на опушке, наконец, заметили березу. Только сарафан у нее был не совсем белый, весь в царапинах.

Может быть, это лось точил о березу свои рога?

Но лоси не знают букв. А на березе было их много. И целые слова. Даже предложения: «Витя и Надя», «Мы здесь были», «Москва — Волга», и еще много рисунков. Мне было интересно их читать. А папа, наоборот, стал сердитым-сердитым. И мрачным. Он показал мне одну, совсем свежую царапину, из которой бежал сок, как настоящие прозрачные слезы.

— Не растут, Юрка, веселые подберезовики под грустными березами. Давай половим лучше рыбу. Я приметил, когда мы ехали, недалеко от нашего автобуса — маленькая речка.

Только мы повернули обратно, как сразу увидели — в той стороне, где остались автобус и наша мама, поднимается густой черный дым. Выше самых высоких деревьев.

Папа быстро побежал на дым, прямо поволок меня за собой.

Я догадался, что это лесной пожар, и вспомнил картинку, как огромный лось прорывается через красное пламя и у него такие испуганные глаза.

Мы бежали навстречу дыму, а он делался все гуще и черней. Сухие ветки хрустели у нас под ногами, как будто уже корчились в огне. А земля, мне показалось, стала горячей-горячей, я даже через сандалии это чувствовал. И по папиному лицу катился пот, как березовые слезы по белой коре.

Еще издалека мы услышали, как кричат и суетятся люди на нашей поляне. Но то, что мы увидели, был не пожар. Просто большой костер. Только пахло от него не как на даче, когда жгут сухие листья, а отвратительно, прямо нечем было дышать. Женщины зажимали носы, а мужчины суетились и старались вытащить из костра что-то круглое, черное, от которого шел этот черный, вонючий дым.

— Черт его знал, — подбежал к папе дяденька, который, когда мы уходили, звал папу играть в домино. — Увлеклись мы партией, засиделись, а земля холодная. Хворост собирать долго, кинули вот старое колесо от автобуса, чтоб подольше горело. Ну, а получилось…

В это время другие мужчины все-таки вытащили кое-как палками колесо из костра и стали топтать его ногами. Но оно и не собиралось тухнуть, стреляло искрами, на земле образовался еще один горелый круг, всякие травинки и былинки прямо корчились вокруг от жара, а чернота ползла по поляне дальше и дальше.

Хорошо, шофер, который стал беспокоиться за свой автобус, вспомнил, что у него в багажнике есть лопата. И мужчины торопливо закидали это упрямое обгорелое колесо землей.

Только полянка, когда, наконец, дым рассеялся, была уже такая некрасивая, пожженная и перекопанная, как будто по ней прошел ураган или война.

— Голова прямо трещит от этого дыма, — пожаловалась мама. — Пойду с вами на речку.

Папа кивнул, но был весь какой-то вялый-вялый и невеселый. И не помогал мне возиться с удочкой, когда я разматывал ее и закидывал в воду.

Мне очень хотелось поймать побыстрей хотя бы малюсенькую рыбешку, может, папа развеселится. Но рыба не клевала, да и сама речка текла еле-еле, не речка, а настоящее болото. Вся она заросла тиной, зеленый камыш стоял вперемешку со старым и сухим, и торчала отчего-то из воды, почти что прямо в середине речки, старая спинка от кровати. И на крючок мне попалась сначала рваная резиновая галоша, потом ржавая консервная банка с зазубренными краями. Я, как только поглядел на эту банку, сразу почувствовал, что вряд ли мама разрешит мне теперь купаться, побоится за мои ноги. Да и самому лезть в такую тину не очень хотелось.

Я уже понял, что девственной природы нам не найти сегодня ни в лесу, ни в воде, ни даже в небе, где еще пролетали время от времени хлопья сажи от сгоревшей автобусной покрышки.

И куда идти еще, чтобы искать эту природу, я не знал. Взял у мамы бутерброд и стал нехотя жевать его.

Но тут что-то неожиданное случилось с папой. Он деловито закатал свои брюки выше колен и решительно полез в воду. Схватил эту самую кроватную спинку, которую кто-то неизвестно зачем кинул в речку, раскачал ее и, поднатужившись, выволок на берег вместе с целым пучком тины.

— Собирай улов! — весело крикнул мне папа, и я увидел, что в тине шевелится здоровущий зеленый рак и еще один, поменьше.

А папа снова шагнул в воду и достал со дна большую кастрюлю с дырявым дном, и в ней тоже сидел рак, выпучив на нас привязанные на ниточки глаза.