Лариса Евгеньева - Лягушка (Повесть и рассказы)

Ольга Петровна положила немного варенья в блюдце и поставила перед Кирой, а банку спрятала в буфет.

— Варенье только для Киры, — сказала она. — Оно лечебное.

— Как это лечебное? — не поняла Эля.

— Кира ведь храпит, — значит, у нее воспалено горло. А варенье из фейхоа снимает воспаление и смягчает дыхательные пути.

— Ну так что ж, она будет сама его есть?! — не поверила Эля.

— Конечно.

Эля чуть не расплакалась: фейхоа, ее любимое варенье!

— Можно, я поделюсь с Элей? — вдруг спросила Кира. Она еще не начинала есть.

— Ну уж нет, — сказал Сергей Львович строго, — это не лакомство, а лекарство! Я полгорода обегал, пока его достал.

— А когда папа служил на Кавказе, я ела его сколько угодно… Мне оно даже надоело.

Эля отшвырнула чайную ложку, поплелась в свою комнату и с плачем завалилась на кровать. Конечно, ей оно надоело! А родной дочери не досталось даже пол-ложечки! Ну и ладно… Ну и пусть…

Так продолжалось несколько дней. Кира получала порцию варенья, затем банка пряталась в старый, еще прабабкин, буфет, а дверка буфета закрывалась на ключ. Варенье стремительно убывало. Наконец Эля сдалась.

— Сегодня ты уже не храпела, — буркнула она Кире.

— Тетя Оля, — закричала та, словно невесть чему обрадовавшись, — я уже не храплю!

— Очень хорошо, — сказала Ольга Петровна.

Однако за ужином банка так и не появилась на столе.

— А варенье? — напомнила Эля. — Она ведь уже не храпит!

— О присутствующих не говорят «она», — заметил отец.

— Кира — больше — не — храпит, — раздельно проговорила Эля.

— Ну что ж, значит, варенье будет храниться на всякий случай. Вдруг она снова захрапит?

— Да не захрапит она, не захрапит!

— Эльвира, не думай, что ты безнаказанно можешь водить нас за нос, нахмурившись, проговорила Ольга Петровна.

— Туговато у вас с юмором, предки, — сказала Эля и удалилась к себе вихляющей походочкой. Вот теперь она точно знала: не видать ей варенья, как своих ушей.

И что варенье, когда начались вещи гораздо хуже! Но вот в этом случае Эля как раз и не могла определить, когда оно было, начало. Когда? Не тогда ли, когда Кира сказала «Заяц»? Не Валя, не Зайцева, а именно «Заяц»? Конечно, Зайца называли Зайцем все, кому не лень, и все ж… Надо было пресечь это в самом начале. Но Эля не пресекла. И даже допустила большее: позволила им вместе отправиться за макулатурой. Если бы только она могла знать!..

Из года в год они ходили по этажам, выпрашивая макулатуру. Кому везло, кому нет. А сдавать макулатуру все равно надо было. В этом году у Эли набралась дома неплохая стопка старых журналов и газет. Но только если для нее одной.

— Чего я буду по квартирам валандаться? Как побирушка. Это оттащу, и все.

— А Кира? — спросила Ольга Петровна.

— Пусть с Зайцем топает вдвоем. Заячий папаша собирает газеты на макулатурные книги, ей ни клочка не дает! С Зайцем отправишься, ясно?

— Как хочешь, — согласилась Кира.

Эля тогда даже обрадовалась, дурочка! Вот, дескать, схитрила: оттащила в школу свои газетки, а они пусть там по этажам бродят! С каждым годом выпрашивать макулатуру становилось все труднее: народ пошел сообразительный и упускать свою выгоду вовсе не хотел. И Эля вполне их понимала: кому охота за так отдавать газеты всяким там детишкам, ежели можно было собрать их самолично, связать веревочкой, отправиться на пункт вторсырья и получить талон на «Королеву Марго»! Из этих нудных и утомительных походов — одни вовсе не открывали, другие отмахивались, третьи выносили какой-нибудь разнесчастный клочок — Эля возвращалась злющая-презлющая и долго еще кипела, вспоминая свои бесцельные хождения.

Однако Кира, вопреки ее ожиданиям, возвратилась с макулатурного похода веселенькая. То, что голодная, понятно: Эля и сама после этих хождений готова была слопать обед вместе с кастрюлей. Но веселая?.. Кира, уминая вторую порцию котлет с картошкой, смеясь, рассказывала, какие сегодня случались с ними чудеса. Одна старушка, например, макулатуры у нее не было, но зато она зазвала их к себе в комнату и стала предлагать боа из страусиных перьев!

— Старое-престарое, все облезлое, а она: «Возьмите, детки, на что-нибудь пригодится!» Знаешь, что такое боа?

— Слыхивали, — бросила Эля.

— А в другой квартире мальчик, маленький совсем, никого не было, ну, он и открыл. Мы его спрашиваем, нет ли старых книг каких или журналов, глядим — тащит толстенный такой альбом, там репродукции всякие… Очень красивый! Потом еще. Ну, Заяц обрадовалась. «Вот, — говорит, — сразу норму выполним!» А у меня все-таки сомнения — уж очень красивые альбомы. «Это чьи? — спрашиваю. — Мамины?» — «Мои, — говорит, — они мне надоели». Только мы альбом в сетку — мама его приходит! Ой, что было… Оказывается, этим альбомам цены нет, они еще в прошлом веке выпущены, представляешь? А ему дают иногда картинки в них смотреть, вот он и решил, что это его. Вроде игрушек! А еще было…

— А еще, — брюзгливо перебила ее Эля, — не болтай ногой, когда сидишь за столом, локти тоже надо убрать, и разговаривать с набитым ртом, между прочим, неприлично!

Так Эля и не узнала, что там было еще. Правду говоря, ей стало завидно. У нее почему-то никогда не было таких приключений, даже когда она ходила с Зайцем. Ходила! Ныла все время, шипела на Зайца, как будто та в чем-то была виновата. А затем и вовсе шлепалась на лавочку у очередного дома и заявляла: «Ну ладно, Заяц, ты уж сама как-нибудь, а? Я туточки тебя подожду». А им, видите ли, было весело!

Что еще?.. Ну да, звонки. Все чаще Заяц звонила именно Кире. Ни о чем таком особенном они не говорили. Эля слышала, но все же… И даже тогда она не забила тревогу.

— Это кто, Заяц? — спрашивала она обычно после того, как Кира клала трубку. — Мне ничего не передавала?

— Привет, — односложно отвечала Кира. И не больше.

Теперь уж Эля сомневается: были ли они и в самом деле, эти приветы?..

А в школе, за партами, все связи преимущественно стали идти по диагонали — минуя Элю. Разве не проще Кире было обернуться и взять лишнюю ручку у Эли, у сестры? Нет, обернувшись, она тянула руку наискосок, к Зайцу. Та же Заяц — уж коль пришла тебе в голову какая-нибудь хохмочка, так повернись на сорок пять градусов и поделись с закадычной подругой! Но нет: Заяц привставала, тянулась через парту, брала Киру за голову, притягивала к себе ее ухо, что-то шептала, и они вместе фыркали, давясь от смеха. И лишь когда Эля ревниво говорила: «Ну, что там у тебя?» сказанное, наконец, доходило и к ней. И таких случаев становилось все больше. Можно сказать, они сделались правилом, — а она словно ослепла! Просто это было слишком невероятно.

А заметила, наконец, Эля, когда они уже гуляли под ручку по коридору. Все зашло слишком далеко. Однако нельзя было позволить зайти этому еще дальше.