Вильям Козлов - Юрка Гусь

— Надень что-нибудь на голову, — сказала бабка. — Напечет.

— У старшины даже губа отвисла… Как у Кольки Звездочкина.

— Тебе бы тоже следовало палкой по горбине.

— Мне-то за что?

— Кто палил у сельсовета в небо из револьвера?

— Тимка дал, — сказал Юрка. — Ей-богу! Спроси, если не веришь.

— Думаешь, глухая, так ничего не слышу и не вижу… Разбойник!

— Бабушка, — сказал Юрка, — давай я понесу корзинку… Устала ведь!

Юрка заскучал. Лето — это такая пора, когда мальчишек неудержимо тянет куда-то. Ложится вечером человек спать, еще не помышляя ни о чем, а утром просыпается, — душа рвется в тридесятое царство. Кажется, вскочил бы на первое попавшееся облако и полетел бы по воле ветра. Куда ветер — туда и ты. Лети себе над землей и гляди в оба глаза.

Облака, мягкие, сияющие, плыли над круглым куполом водонапорной башни. Юрка лежал во дворе на лужайке и провожал их взглядом. Вспомнился дом родной, клен, река Ловь, камень-валун. Вот так же, когда он лежал на камне, над головой плыли облака. Если закрыть глаза, то все будет как раньше… Нет, как раньше никогда не будет. В городке фашисты. Дома нет, деревьев тоже. Один камень-валун в реке и облака… Плывут и плывут себе. Куда?..

Послышался далекий паровозный гудок. Протяжный, певучий. Поезд далеко за лесом, а ухо уже улавливает перестук колес, пыхтенье. Как только паровоз вырвется из-за семафора — запоют рельсы. Сначала тихо, чуть слышно, потом весело, звонко…

Прогрохотал эшелон. На запад. Без остановки. Дежурный поднял с земли проволочный жезл, повесил его на плечо и стал сворачивать самокрутку. Сейчас он закурит и уйдет в дежурку. И снова на станции станет тихо. Но стоит составу остановиться, как станция оживает. Первыми прибегают мальчишки. Они бродят по путям, глазея на солдат. Приходят торговки с корзинками. На станции начинается веселое оживление. Солдаты, обнаженные до пояса, бегут к башне и начинают плескаться под холодной струей, брызгать друг в друга водой.

Но вот тонко свистнет паровоз, выпустит из-под колес большое белое облако пара, и солдаты, громко топоча, бросятся к вагонам. Поезд уже идет, торопится на фронт, а загорелые парни на ходу прыгают в темный проем товарных вагонов. И товарищи протягивают им руки, подхватывают на лету.

Уйдет эшелон, а в Юркиных ушах все еще стоит веселый вокзальный гомон. Хочется ему туда, с ними. Только не возьмут Юрку на фронт.

Маргаритка все не идет. Неужели и вправду уехала? Надо узнать. Он пройдет мимо ее дома, посмотрит: есть на дверях замок или нет.

— Дик, — позвал Юрка. — Пойдем.

Они рядом идут по пыльной улице мимо дощатых заборов. В щели буйно лезет трава. За аптекой поворот. Сердце начинает учащенно стучать. За поворотом — Маргариткин дом. Через изгородь перевешиваются яблоневые ветви. Возле калитки — низенькая скамейка. На скамейке — черный пушистый комок. Это кошка. Значит, хозяева дома. Не уехали. Юрка надеется, что, заметив кошку, Дик не утерпит и гавкнет. Но Дик, как назло, решил быть благовоспитанным. Он прошел мимо и даже носом не повел. Калитка полуоткрыта. Две курицы ожесточенно долбают большую сырую картофелину. Больше во дворе никого не видно. Сейчас они пройдут и…

— Дик! — прошептал Гусь. — Голос! Слышишь, голос!

Дик удивленно посмотрел на него и глухо рыкнул. Не слышно.

— Голос, — попросил Юрка. И Дик залаял. Кошка с перепугу метнулась на изгородь и там, согнувшись в дугу, зашипела.

— Дик! — послышался из-за изгороди знакомый голос. — Подо ждите…

Юрка молча прошел дальше. Он слышал быстрое шлепанье босых ног по пыли, но не останавливался.

— Чего нос-то задрал? — сказала Рита. — Задавала…

Дик не стал нос задирать. Он весело запрыгал вокруг девочки, залаял.

— На речку? — спросила Рита.

— Купаться, — сказал Юрка.

Маргаритка заперла дом на замок, и они отправились на речку. Дик, далеко оставив их, бежал впереди. На развилках он останавливался и, оглянувшись на них, снова устремлялся вперед. Дорога нырнула в лес. Сосны и ели закрыли своими вершинами небо. Сухие еловые шишки, спрятавшиеся в пыли, больно впивались в голые ступни.

— Там за окопом сморчки водятся, — кивнул Юрка на усыпанный желтыми иголками мшистый бугор.

— Не люблю сморчки, — сказала Рита. — Белые люблю. Колосовики. В прошлом году я по сорок штук находила.

Юрка хотел сказать, что он больше находил, но раздумал. Зачем врать? Никогда не находил он столько белых грибов.

— У меня есть повар знакомый… Сотник, — Юрка улыбнулся. — Чудак! Принеси, говорит, мне сморчков… Не понесу я ему. Отравится еще.

— Повар-то? — удивилась Рита… — Не отравится.

— Мне не жалко, — сказал Гусь. — Целую корзину наломаю. Только их что-то мало стало.

— Спеши, — сказала Маргаритка. — Эти грибы весенние. Скоро их не будет.

Деревья расступились. Открылась широкая зеленая лужайка. В густом лозняке не видно реки Тимаевки. Но воздух пропитан влажной свежестью, тропинка под ногами стала податливой, пружинистой. Речка была узкая, по берегам заросла осокой. Кувшинки плавали в чистой прозрачной воде. На песчаном дне качались круглые желтые медяки — солнечные блики.

Выбрав спуск в воду получше, присели на траву. Дик зашел в воду по брюхо и начал лакать. Блестящие капельки со звоном скатывались с его розового языка.

Юрка бросил в речку палку, которую подобрал на дороге, и крикнул:

— Апорт!

Дик торпедой устремился на середину речушки. Течение пригладило его шерсть в одну сторону. С палкой в зубах он выбрался на берег. Вода струйками сбегала на траву. Подпрыгнув на месте, он вдруг фыркнул и отряхнулся прямо на ребят.

— Ну купайся, чего же ты? — сказала Рита.

— Я люблю нырять, а тут мелко, воробью по колено.

— Отвернись, — попросила Рита.

Юрка стал смотреть на противоположный берег. Он был обрывистый и песчаный. Сразу за берегом плечом к плечу стояли желтые сосны. За спиной раздался громкий всплеск и визг:

— Ух, холодная!

Маргаритка, смешно баламутя воду ногами, доплыла до другого берега и, обхватив себя руками за плечи, шлепнулась в теплый песок.

Ее мокрая коса блестела на солнце. Блестели и капли на плечах. Длинноногая, стройная, в коротеньких черных трусах, лежала Маргаритка на песке и смеялась. А Юрка пнем сидел на берегу и ругал про себя бабку, которая позабыла ему трусы выстирать.

— Прыгай с берега, — подзадорила Рита. — Там глубоко.

— Неохота, — пробурчал Гусь. — Это разве река? Ручеек… Вот у нас была река — это да!

— Ты что, плавать не умеешь? — смеясь, спросила Рита. — Так бы и сказал… Лезь в воду — научу.

Юрку возмутило такое нахальство. Сама еле на воде-то держится, а его учить хочет! Эх, была не была…