Вильям Козлов - Юрка Гусь. Повесть

Жорка Ширин сидел на крыльце своего дома и деловито ковырял гвоздем трассирующую пулю. У ног его дремал коричневый лопоухий щенок. Жорка чиркнул спичкой - и пуля выплюнула тоненькую огненную струйку прямо в усатую морду щенка.

Щенок взвизгнул, кувырнулся на спину и, жалобно скуля, стал тереть обожженное место лапами.

Жорка в восторге хлопнул себя по коленям, запрокинул лохматую рыжую голову и на весь двор заржал. И вдруг - откуда ни возьмись - сырой ком земли угодил Жорке прямо в лицо. Он вскочил и, отплевываясь, бешено завертел головой: никого нет!

И тут с огорода бабки Василисы послышался негромкий свист. Жорка присел на корточки и через изгородь увидел не то девчонку, не то мальчишку. Если смотреть ниже пояса, то мальчишка - в штанах. А если выше, то девчонка - в цветастой кофте.

Озадаченный Жорка с минуту наблюдал, как мальчишка-девчонка, сидя на завалинке, шлепал картами,

- Эй ты, бабья кофта!- Жорка вытер рукавом черные губы. - Это ты кинул?

«Бабья кофта» даже бровью не повел. Он удовлетворенно хлопнул себя колодой по колену и улыбнулся. Видно, выиграл.

- Говори, бабья кофта, ты?- Жорка сделал шаг к изгороди.

«Бабья кофта» проворно спрыгнул с завалинки и схватился за камень. Жорка так и присел в траву.

- Ха-ха! - сказал мальчишка. - Не бойсь, не трону.- Он размахнулся и запустил камнем в забор. На заборе висел глиняный горшок. Горшок вдребезги разбился.

Жорка обрадовался:

- Погоди, бабка Василиса задаст!

«Бабья кофта» поддернул штаны повыше и подошел к забору.

- Хочешь фокус покажу?

- Фокус! Да ты не умеешь.

- Гляди, лапоть! Видишь, король! - мальчишка быстро стасовал карты. - Гляди… Раз! Опять король? Что, не умею?

Жорка прижал к изгороди широкое веснушчатое лицо. Его серые глаза с любопытством следили за ловкими руками мальчишки. А руки все ближе, ближе… И не успел Жорка и глазом моргнуть, как два пальца крепко прищемили его конопатый нос.

- Ага! Попался, жаба! - ликовал мальчишка, все крепче сжимая Жоркин нос. - Я те покажу «бабья кофта»!

- Бусти-и-и… - приплясывая, мычал Жорка.- Бусти-и-и… больно!

- Больно? - сказал мальчишка. - А собачонке, думаешь, не больно?

Влепив напоследок хороший щелчок в широкий Жоркин лоб, мальчишка отпустил. Жорка отлетел в сторону и ощупал свой нос.

- Ну, паразит, пого-ди-и!- Он высморкался.- Изничтожу!

- Гуляй, - сказал мальчишка.

Жорка опять пощупал нос. Он распух.

- Я тя застрелю… из ракетницы! - выкрикнул он. - У Стасика выменяю ракету и… и укокошу!

- Из ракетницы? - ухмыльнулся мальчишка. - Лучше из соленого огурца… Нету у тебя никакой ракетницы.

- Нету? - разъяренный Жорка помчался к крыльцу. Наклонился, рывком отодвинул камень и достал завернутую в портянку ракетницу.

- А это что? Соленый огурец?

Мальчишка презрительно засвистел, повернулся к Жорке спиной и зашагал к своему крыльцу.

Заскрипела калитка, и на тропинке показались хромой милиционер Егоров и бабка. Мальчишка спрятался за парадное крыльцо. «Сейчас горшок разбитый увидит».

Бабка, кряхтя, согнулась и подобрала черепки с тропинки.

- Разбойники,- проворчала она, - такой горшок расколотили.

- Небось, твоего постояльца работа, а? - усмехнулся Егоров.

- Не-е, - возразила бабка.-Мой парнишка смирный, тихий, мухи не обидит… Это, наверно, Ширихин озорник из рогатки пульнул.

- Смирный, - снова усмехнулся Егоров. - А мешок у тетки на вокзале спер!

- С голоду, Кузьмич, - бабка Василиса вытерла концом платка слезящийся глаз. - Не вози ты мальчишку в Бологое. Пусть у меня живет. Я уж толковала с председателем… Так и быть, говорит, дадим ему хлебную карточку. Картошка у меня, слава богу, своя. Проживем до весны как-нибудь, а там грибы, ягоды…

Егоров переступил с ноги на ногу.

- Гляди сама, Петровна, - сказал он. - Мальчишка с улицы. Верченый-порченый. Не хватила бы с ним горюшка.

Мальчишка сидел на холодной земле, прижав пылающую щеку к шершавой доске. Тихий сидел он, и большие глаза его не мигая смотрели на грядку, на которой торчали сухие капустные кочерыжки. Возле одной из них проклюнулся острый зеленый росток. Он радовался выглянувшему на день осеннему солнцу и совсем не думал о том, что завтра ударит первый мороз и оборвет его короткую жизнь. Стебелек рос.

Несколько дней назад привел мальчишку поселковый милиционер Егоров. Случилось это вечером. Бабка уже спать укладывалась, когда услышала стук в дверь.

Егоров поздоровался и поковылял к маскировочному щиту, сколоченному из картона и досок. Засунул в щель палец и сурово посмотрел на бабку.

- Разбомбит тебя немец, Петровна… Сколько раз говорю - заделай щели.

Петровна только рукой махнула: какая там щель? Дырочка. Она смотрела на грязного оборванного мальчишку, которого милиционер привел с собой. Мальчишка стоял у порога и хмуро косился на бабку. Глаза у него были большие, зеленоватые. Черные спутанные волосы ершом вылезали из-под пилотки.

- Кого ты привел, родимый? - спросила Петровна у Егорова.

- Постояльца, - сказал милиционер.- Пускай переночует у тебя, а завтра с попутным товарняком в Бологое отправлю.

- Пущай ночует - места много. - Бабка, наклонив голову набок, оглядела мальчишкины лохмотья. - А грязищи-то на нем! Куда я тебя положу? У тебя, небось, вшей больше, чем волос на головушке?

- Не считал, - проворчал мальчишка.

Егоров ушел. Мальчишка слышал, как в коридоре он сказал бабке:

- Покорми мальца… Голодный он, в чем душа держится.

Бабка долго шарила рукой в печи. Огромная двурукая тень двигала по стене локтями.

На столе, в который намертво въелась старая порезанная во многих местах клеенка, появилась начатая краюха ржаного хлеба, алюминиевая чашка с гречневой кашей, поллитровая кринка молока.

- Поешь, сынок.

Мальчишка, проглотив слюну, посмотрел поверх чашки на затемненное окно.

- Убегу. Ночью, - хрипло сказал он. - Пусть сам, коли хочет, едет на товарняке в Бологое.

- Мне-то что? Беги. - Бабка, кряхтя взобралась на скамейку, потом на треснувший посредине чурбан и скрылась на печи за колыхающейся ситцевой занавеской. Скоро оттуда шлепнулась на пол фуфайка, немного погодя - рваная овчина.