Вильям Козлов - Юрка Гусь. Повесть

- Уж не потерял ли ты, родимый, свое имячко, мотаясь по белу свету?

Мальчишка, опустив глаза, бурчит в блюдце:

- Гусь…

- Что гусь?

- Юрка Гусь… Ну, фамилия у меня такая… Гусь!- в первый раз улыбается мальчишка, показав дырку на месте выбитого зуба. А на щеке обозначается маленькая ямочка.

- Годков-то сколько?

- Двенадцать.

- Ишь ты?-удивляется бабка Петровна. - С виду- то и не дашь… Больно ростом махонький. Как же ты батьку с маткой потерял? Может, живы? Убиваются поди…

Дрогнувшей рукой Юрка отодвигает от себя сахарницу, и она падает на край стола, рассыпав на бабкин подол мелко наколотые кусочки сахара.

- Нет у меня ни батьки, ни матки! Нет! Ясно? - голос его срывается: - Один я…

И, встав из-за стола, подошел к печке и посмотрел на свои ботинки. Еще мокрые. Когда высохнут? Кошка, потоптавшись на полу, махнула на печку. Вслед за ней туда забрался и Юрка Гусь. На печке тепло. Пахнет грибами и сушеной малиной. Он не заметил, как заснул. Когда проснулся, в окна вползли сумерки. Углы в избе потемнели, только русская печка все еще белела, разинув черный рот.

Грохнув на пол маскировочный щит, Юрка Гусь потребовал:

- Эй, баб, молоток мне и гвозди! Дырку надо залатать. Не то прилетит фриц и разбомбит.

Старый потемневший под дождями и ветрами бабкин дом глядит на дорогу четырьмя окнами, крест-накрест заклеенными узкими газетными полосками. Из окна видно парадное крыльцо: два резных столба и крытый дранкой навес. Парадной давно не пользуются, и бурая, облупленная дверь накрепко заколочена досками. Ветхий, подпертый кольями частокол провис. Мальчишки не могут пройти мимо, чтобы не побарабанить по нему палкой.

За дорогой в ряд стоят четыре сосны. У одной из них ствол изогнулся дугой, и кажется, что сосна подбоченилась. Сквозь зеленую хвою блестит оцинкованная конусная башенка на крыше вокзала. Из окон бабкиного дома видно, как мимо станции проносятся на запад эшелоны с танками, пушками, автомашинами, а с запада - санитарные поезда. Пока меж сосен мелькают платформы и теплушки с солдатами, на самоваре дребезжит медная конфорка, а стеклянная дверца старинного буфета распахивается.

Холодный дождик сыплет и сыплет, как из решета. По дорогам разлились большие пенистые лужи. По утрам морозец чуть прихватывает их льдом, хрупким и тонким, как корочка на картофельной драчёне, которую бабка чуть свет подает на стол. Машины, проезжая мимо, крошат лед и обдают забор жидкой грязью.

Ночью прилетел немецкий самолет и долго кружил над станцией, чего-то вынюхивая. Юрка проснулся внезапно, будто кто-то за пятку дернул. Открыл глаза и прислушался. На печи похрапывала бабка. Прерывистый гул самолета удалялся. «Улетел, гад!» - облегченно вздохнул Юрка, слыша, как бухает сердце. Нет! Гул нарастает. «Ве-зу-у, ве-зу-у, ве-зу-у…» - вой лезет в уши, кусает спину мурашками.

Вдруг будто луна прыгнула с неба. В щели ставен ударил холодный белый свет. Он задрожал на стеклах буфета, заплясал на потолке. Это немецкий бомбардировщик спустил на парашюте осветительную ракету.

- Бабушка-а! - закричал Юрка, вскакивая. - Бабушка, можно, я к тебе… на печку!

- Что? А? Замерз? Ну, полезай… Гляди-ко, светает,- бабка заворочалась, закряхтела.

Поддерживая штаны, Юрка поспешно вскарабкался на теплую печь. Дрожа, забился бабке под бок и притих.

- Небось, страшное приснилось? - зевнула бабка Василиса. - Бывает.

- Немец летает, - Юрка умолк. - Слышишь, опять, гад, развернулся. Сюда летит.

«Ве-зу-у, ве-зу-у, ве-зу-у…» - Юрке кажется, что самолет сейчас обязательно сбросит бомбу прямо на их дом. Он изо всех сил упирается ногами в низкий потолок и крепко закрывает глаза: «Сейчас! Вот-вот сейчас бабахнет!»

«Мур-р, мур-рр…» - удаляясь, мурлычат моторы. Пронесло!

Ничего подозрительного не заметил на станции «Юнкере». Только зря ракету спалил. Долго висела она в ночном небе, разлив по крышам домов мертвенно- бледный свет.

В эту ночь Юрке так и не удалось заснуть. Лишь серенький рассвет прокрался в окна, на дороге зафырчали машины. По крыльцу затопали тяжелые сапоги, раздался громкий стук.

- Видать, ночлежники. - Бабка накинула на плечи фуфайку и, зевая, сползла с печи. Сунула ноги в валенки с галошами, зажгла лампу. Гремя оружием, котелками, флягами вошли пятеро военных. Они натащили с собой в избу утреннего холода. Сгрудили в угол вещевые мешки, поставили к стене автоматы. У всех усталые лица, воспаленные глаза,

- Полезай на печь, мамаша, - пробасил здоровый парень с двумя красными кубиками на петлицах. - Мы тут сами устроимся. Малость заморились. Двое суток в машине. А дороги у вас…

Покраснев от напряжения, командир с трудом стащил грязный сапог. Размотал почерневшую портянку и, блаженно зажмурившись, пошевелил пальцами.

- Эх, портянки бы посушить, - вздохнул он. - А то ведь утром сапоги не натянешь.

- Чего он там бубнит? Не слышу! - бабка Василиса выпростала из-под платка маленькое ухо. - Говори громче, сынок, глухая я.

Отдернув ситцевую занавеску, Юрка высунул стриженную ступеньками голову.

- Сушите, пожалста, сколько влезет. Печка горячая!

- Ого! - улыбнулся командир, расстегивая ворот гимнастерки. - Оказывается, в доме и мужчина есть.

- А вы куда едете? На фронт, да? - Юрке очень хотелось потолковать с бойцами, но тем было не до разговоров. Устроившись на полу, они натянули на головы шинели и сразу, как по команде, заснули.

Совсем рассвело. Юрка рассматривал спящих бойцов. Вдруг в стену дома стукнул камень, потом второй. Юрка глянул на бабку, гремевшую ухватом в печи, и потихоньку выбрался в сени. Юркнул в кладовку и, взобравшись на покатый мучной ларь, выглянул в отдушину.

- Эй, бабья кофта! - орал Жорка, размахивая камнем.- Выходи-ка… Не то все стекла перебьем!

Рядом с Жоркой были еще двое.

- Че надо, рыжая морда?

Жорка завертел круглой щетинистой головой на короткой шее. Ребята прижали носы к забору.

- Отдай ракетницу, добром говорю, - дрожащим от ненависти голосом кричал Жорка. - Свистнул, гад!

- Нужна мне твоя паршивая ракетница. Если бы к ней еще ракеты были, а то… Тьфу! - Для большей убедительности Юрка плюнул. - Не брал я ее и ша! Ясно?

- Брешешь! Пока я поросенку хряпу натюкал, ты - через забор - и ноги приделал к моей ракетнице. Отдай добром, слышишь?

- Отдай Жоркину ракетницу, - загудели ребята.

- Говорят вам, не бра…, - Юрка отдернул голову от окна.

Метко пущенный камень сбил с полки несколько бутылок. Одна из них огрела Юрку по спине, другая ударила по ноге.

- Я вам сейчас-с-с… - зашипел он. Кубарем скатился с ларя, влетел в избу.

Бойцы спали. Командир уткнулся головой в шинель, выставил голые желтые ступни. Гимнастерка задралась на спине, оголив смуглое мускулистое тело. Не спуская глаз со спящих, Юрка на цыпочках подобрался к стене, осторожно потянул к себе автомат. Бабка Василиса заталкивала в самоварную трубу красные угли и ничего не видела. Юрка незаметно попятился к двери.