Анатолий Голубев - Никто не любит Крокодила

Мадлен протянула руку к бутылке, но Роже остановил ее.

— Мадлен, на сегодня хватит! Кельнер! — окликнул он официанта. — Я вернусь и заплачу.

Кельнер поклонился.

Роже встал и взял жену под руку. Ожидал, что та будет сопротивляться, но Мадлен покорно дала себя увести. Ему показалось, что никто не заметил, насколько она пьяна.

Роже раздел жену и уложил в постель. Открыв окно на улицу, залитую фиолетовой рекламой, отчего лица прохожих походили на восковые слепки, он постоял, дожидаясь, пока Мадлен уснет. Она, тихо, постанывая, свернулась клубком и, подсунув кулачок под щеку, мгновенно заснула. Плотно закрыв за собой дверь, Роже зашагал домой. В голове назойливо, подобно мошке, вилась невесть откуда взявшаяся фраза: «Спокойствие — это когда прозрачные туманы спят на белых лилиях…»

Возможно, потому, что прожил в велоспорте такую долгую и трудную жизнь, Крокодил имел свои устойчивые пристрастия в одежде. На гонку он всегда надевал длинные трусы. Они хоть и делали его старомодным, зато хорошо прикрывали мышцы бедра и лучше грели ноги с вечно болящими коленями. Он боялся холода порой украдкой совал под майку газетный лист, чтобы не так продувало на ветру. Как-то Крокодил сказал Цинцы: «Газета, в которой есть твой репортаж, греет меня вдвое лучше!»

Но здесь он был лишен такой возможности. Процедура публичного переодевания в желтую майку была приятна, но лишала возможности использовать газету. В утренние часы, если «поезд» работал спокойно и дул встречный ветер, он. часто атаковал только для того, чтобы согреться.

Старт давался возле роскошного круглого бассейна. Роже поднялся на трибуну, показав жестом билетерше, что не собирается купаться в велосипедной форме. В шезлонгах лежали смуглые люди, подставив свои тела изменчивому канадскому солнцу. Но голубая вода, яркие краски рекламных щитов и возня мальчишек на мелководье бассейна делали этот уголок почти нарядным. Загорающим было глубоко наплевать на тревоги, которые обуревали стоящих в каре по ту сторону стены.

«Хорошо, что Оскар вчера пронюхал про дорогу. Если там действительно двадцать миль гравия, то это будет не гонка, а лотерея. Как бы она ни сложилась, лучше всего держаться. впереди. Иначе одной пыли наглотаешься столько, что до финиша не довезешь!»

— Роже, — голос Цинцы раздался за спиной.

Он обернулся. Цинцы стояла с молодым красивым парнем.

— Познакомься, это мистер Спидфайер из Ассошиэйтед Пресс. Он xoтел поговорить с тобой, и я обещала представить…

Роже вопросительно посмотрел на Цинцы, как обычно делал в подобных случаях. Если она отводила взгляд, он отказывал сразу; если смотрела не мигая, значит, ей было нужно, чтобы он принял журналиста.

— Ваша женственность, но скоро старт… — Мистер Спидфайер задаст лишь несколько вопросов.

Она перевела на английский весь короткий разговор.

— Хэлло! — как эхо, откликнулся американец.

Роже обратился к нему по-английски, не отказав себе в удовольствии подковырнуть янки.

— Судя.по всему, вы не говорите по-французски?

— К сожалению, нет. Я не работаю корреспондентом в Канаде и специально приехал на тур. В частности, чтобы встретиться с вами.

«Обычное журналистское вранье. Попытка польстить дешевому герою. Послал бы я тебя подальше, если бы не Цинцы! И зачем ей понадобился этот красавчик?»

— Каково, мистер Дюваллон, на ваш взгляд, основное качество гонщика?

Он не был остроумным журналистом, и по пятибалльной системе Цинцы, как она сама оценивала свои вопросы, начало интервью не тянуло больше чем на тройку.

«Могло быть хуже, — подумал Роже. — Американцу позволительно быть и тупее».

Роже отвечал стандартно, как уже сотни раз отвечал на этот столь же стандартный вопрос.

— По-моему, умение ездить на велосипеде, — ответил он злорадно.

Обычно за этим следовал вопрос онемевшего репортера: «Вы шутите?» — но янки лишь расхохотался.

«Самое ценное в чувстве юмора — видеть, над чем опасно смеяться…»

— Поясните, пожалуйста!

— Лишь некоторое гонщики умеют по-настоящему сидеть в седле. Большинству лишь кажется, что они это умеют делать. Я же по пальцам могу пересчитать тех, кто действительно слит с машиной. Об остальных говорить не стоит — вы сами их увидите, — они невесть с чего начинают падать в «поезде». Хорошего гонщика только катастрофа вышибает из седла.

Американец стенографировал быстро, и Роже почувствовал даже симпатию к этому янки, умевшему делать так быстро то, что другие делали мучительно долго.

— Вы планируете гонку?

Вопрос был по существу. Роже даже переглянулся с Цинцы: уж не ее ли это рук дело — подготовка американца?

— Да, это очень важно — составить перед гонкой оптимальный план. И, несмотря ни на какие превратности судьбы, следовать ему. Естественно, вносятся поправки в зависимости от неожиданностей. Если, скажем, не тянешь на общую победу, стоит переключиться на выигрыш нескольких этапов. В каждой гонке всегда предостаточно почетных призов помимо лавров победителя тура.

— А как вы относитесь к телевидению?

— С уважением. Оно способно из трех человек сделать многотысячную толпу!

— Какой вид соревнований любите больше всего?

— Дорожные многодневки. И больше всего в них я люблю желтую майку. Она говорит сама за себя. Говорит, что ты чувствуешь себя отлично, поскольку показываешь экстраформу в течение двух и более недель. Есть у нас немало мотыльков, которые шумно порхают на однодневных критериумах, но не в состоянии пройти и половину многодневки. Настоящий многодневник обладает лошадиной силой оптимиста и тормозными колодками пессимиста!

— Как вы готовитесь к сезону?

Роже присел и выглянул в проход трибун — что делается на старте?

— Еще есть время, Роже, — сказала Цинцы.

— Я не спешу. Все равно догоню на финише, — отозвался Роже. — Моя подготовка складывается из двух частей — на велосипеде и без оного. Когда я тренируюсь, совершенно забываю, что такое личная жизнь. Цинцы это может подтвердить. — Он игриво подмигнул американцу.

Но Цинцы отпарировала:

— Он имеет в виду, что у него невозможно даже взять интервью.

— Закон многодневки — спринт в любую минуту, умение штурмовать любую гору, держать скорость в отрывах и «поезде», несмотря ни на какие трудности. Готовясь к большой гонке, я планирую две-три поменьше. Скажем, этот тур. — Он покосился на Цинцы: как она проглотит эту ложь?

— Значит, «Молочная гонка» для вас почти тренировочная? — широко раскрыв глаза, выпалил американец.

— Не совсем, — смутился Роже. Он видел, что Цинцы с ехидством ждала, как будет он выкручиваться из сложившейся ситуации. — Просто надо ездить каждый день. Независимо от настроения и погоды. Особенно важно работать в условиях, близких к большому туру. Например, эта гонка и «Тур де Франс» будущего года. Здесь проверяются даже мелочи…