Люси Монтгомери - Аня из Шумящих Тополей

Тем временем Аня уже вкушала рождественское счастье. Она прямо-таки сияла, когда поезд отходил от станции. За окном промелькнули некрасивые окраинные улочки. Она ехала, домой — домой, в Зеленые Мезонины! За городской чертой весь мир был золотисто-белым и бледно-лиловым с вплетенным в него тут и там колдовством темных елей и изяществом обнаженных берез. Поезд мчался вперед, и низко висящее за лесом солнце стремительно неслось сквозь голые верхушки деревьев, словно сверкающее божество. Кэтрин была молчалива, но не казалась нелюбезной.

— Не ждите от меня разговоров, — коротко предупредила она Аню.

— Хорошо. Надеюсь, вы не думаете, что я из тех ужасных особ, в обществе которых чувствуешь себя обязанным постоянно с ними беседовать. Мы будем говорить только тогда, когда нам захочется. Хотя признаюсь, что мне, скорее всего, будет хотеться этого значительную часть времени, но никто не требует от вас обращать внимание на то, что я говорю.

В Брайт-Ривер их ждал Дэви с большими санями, заваленными меховыми полостями, и с медвежьими объятиями для Ани. Девушки удобно устроились на заднем сиденье. Поездка от станции до Зеленых Мезонинов всегда была очень приятной частью Аниных выходных, проводимых дома. Каждый раз ей вспоминалась ее первая поездка из Брайт-Ривер в Авонлею с Мэтью. Тогда была поздняя весна, а теперь стоял декабрь, но все вдоль дороги, казалось, говорило ей: а помнишь? Снег скрипел под полозьями; музыка колокольчиков неслась сквозь ряды заснеженных островерхих елей, стоящих на обочине. Белый Путь Очарования украшали маленькие гирлянды звезд, словно запутавшихся в ветвях деревьев. А с предпоследнего холма девушки увидели залив — огромный, белый и таинственный под яркой луной, но еще не скованный льдом.

— Есть одно место на этой дороге, где у меня всегда вдруг появляется ощущение, что наконец— то я дома, — сказала Аня. — Это вершина следующего холма, откуда мы увидим огоньки Зеленых Мезонинов. Я только что подумала об ужине, который приготовила для нас Марилла. Мне кажется, я уже здесь чувствую аппетитный запах. О как хорошо, хорошо, хорошо снова быть дома!

Каждое дерево во дворе Зеленых Мезонинов, казалось, приветствовало ее, каждое освещенное окно звало к себе. И как чудесно пахло в кухне Мариллы, когда они открыли дверь! Были и объятия, и восклицания, и смех. Даже Кэтрин казалась не посторонней, а просто одной из них. Миссис Линд зажгла и поставила на стол, накрытый к ужину, свою драгоценную банкетную лампу. Это было поистине уродливое сооружение с уродливым красным абажуром в виде шара, но каким приятным, теплым розовым светом заливала она все вокруг! Какими теплыми и дружескими были тени! А как выросла и похорошела Дора! А Дэви, право же, был на вид почти взрослым мужчиной.

А сколько новостей! У Дианы родилась дочка; за Джози Пай ухаживает молодой человек; Чарли Слоан, по слухам, помолвлен. Все это было так же интересно и захватывающе, как какие-нибудь сообщения о событиях мирового значения. Новое лоскутное одеяло, только что законченное миссис Линд и сшитое из пяти тысяч кусочков ткани, было продемонстрировано и получило заслуженные похвалы.

— Когда ты приезжаешь домой, Аня, — сказал Дэви, — все словно оживает.

Ах, такой и должна быть жизнь, промурлыкал Дорин котенок.

— Мне всегда было трудно противиться искушению лунной ночи, — сказала Аня после ужина. — Не прогуляться ли нам на снегоступах [38], мисс Брук? Кажется, я слышала, что вы ходите на снегоступах.

— Да. Это единственное, что я действительно умею, но я не ходила на них уже лет шесть, — пожала плечами Кэтрин.

Аня принесла с чердака свои снегоступы, а Дэви сбегал в Садовый Склон, чтобы одолжить старые снегоступы Дианы для Кэтрин. Девушки прошли по Тропинке Влюбленных, заполненной чарующими тенями деревьев, и по полям, окаймленным растущими вдоль изгородей маленькими пушистыми елочками, и через леса, которые выглядели так, словно вот-вот шепотом поведают о своих тайнах, и через широкие поляны, похожие на сказочные серебряные пруды.

Они не разговаривали, да им и не хотелось разговаривать. Обе как будто боялись, что, заговорив, испортят что-то удивительно прекрасное. Но никогда прежде Кэтрин Брук не казалась Ане такой близкой. Своим особенным, неповторимым волшебством эта зимняя ночь соединила их — почти соединила, хотя и не совсем.

Когда они вышли на большую дорогу, мимо пронеслись чьи-то сани. Звенели колокольчики, звучал серебристый смех. Обе девушки невольно вздохнули. Обеим казалось, что они покидают мир, не имеющий ничего общего с той жизнью, к которой им предстоит вернуться, — мир, вечно юный, не ведающий о существовании времени, мир, где души общаются между собой способом, не требующим ничего столь несовершенного, как слова.

— Это было чудесно, — сказала Кэтрин, явно про себя, так что Аня ничего не ответила.

Они прошли по дороге и затем по длинной тропинке к Зеленым Мезонинам, но, почти добравшись до ворот двора, вдруг остановились, охваченные одним и тем же чувством, и замерли в молчании, опершись о старую обомшелую изгородь и глядя на задумчивый, матерински приветливый старый дом, смутно вырисовывающийся за вуалью деревьев. Как красивы были Зеленые Мезонины в зимнюю ночь!

Внизу виднелось Озеро Сверкающих Вод, закованное в лед и разрисованное по краям узорчатыми тенями деревьев. Повсюду была тишина, если не считать глухого стаккато быстрые копыт лошади, рысцой бегущей по мосту. Аня улыбнулась, вспомнив, как часто она слышала этот звук, когда лежала в своей постели в мезонине и воображала, что это галоп скачущих в ночи сказочных лошадей.

Неожиданно тишину нарушил еще один звук.

— Кэтрин! Вы… неужели вы плачете?

Почему-то казалось невероятным, что Кэтрин может плакать. Но она плакала. И слезы неожиданно придали ей что-то очень человеческое. Аня больше не боялась ее.

— Кэтрин, дорогая Кэтрин, что случилось?

— Тебе не понять! — задыхаясь, отозвалась Кэтрин. — Для тебя все всегда было легко. Ты… ты живешь, словно в маленьком магическом кругу красоты и романтичности. «Интересно, какое восхитительное открытие сделаю я сегодня?» — вот, похоже, твое отношение к жизни. Что же до меня, то я забыла, как жить… нет, я никогда этого и не знала. Я… я как существо, пойманное в капкан. Никак не могу выбраться из своей клетки. И мне кажется, что кто-то вечно тычет в меня палками сквозь прутья решетки. А ты… у тебя счастья в избытке. Друзья повсюду… жених! Не то чтобы я хотела иметь жениха; ненавижу мужчин. Но если бы я умерла в этот вечер, ни одной живой душе не стало бы меня не хватать. Как бы тебе понравилось не иметь ни единого друга на всем белом свете? — Голос Кэтрин снова прервался, послышалось рыдание.