Фрида Вигдорова - Дорога в жизнь

– Глебов сегодня спал на кровати! – рапортует Стеклов.

Глебов и сам удивлен. Хоть он и огрызался, когда ребята приставали к нему, он все же стеснялся своей странной привычки и теперь, кажется, испытывает некоторое облегчение.

Впрочем, радоваться рано: кто знает, как-то оно будет завтра?

Но и завтра и послезавтра все идет как по маслу. Глубокой ночью я захожу к ребятам и убеждаюсь: Глебов мирно спит на кровати. Больше он не нарушает порядка в четвертой спальне,

– Вот видишь, захотел, так и перестал, – говорит Стеклов.

Глебов молча пожимает плечами. Хотел-то он давно, однако почему-то не получалось…

Кроме ящиков, привезенных Алексеем Саввичем, у нас вскоре появилось еще примерно три комплекта наиболее необходимых инструментов. Оказалось, не все инструменты пропутешествовали на рынок, многое осталось тут же, в доме, – ребята припрятали полюбившиеся им орудия кто в подвале, кто на чердаке, кто за шкафом в спальне. И вот теперь они вытаскивали свои сокровища из ведомых только им тайников и приносили в мастерскую. Мы были деликатны и не расспрашивали, откуда, из каких закоулков извлечены вот этот лобзик с пилочками, напильник с крупной и мелкой насечкой, разные стамески, долото, коловорот, шило, молоток, плоскогубцы, клещи и многое другое. Все это стекалось постепенно, иногда вручалось Алексею Саввичу молча, с неловкой улыбкой, иногда – с простейшим пояснением:

– Вот, Алексей Саввич. Пригодится.

– Несомненно пригодится, – серьезно отвечал Алексей Саввич.

Ирония не была ему свойственна. Он часто улыбался, шутил, но никогда к шутке не примешивалось даже самого слабенького яду. К ребятам он обращался всегда очень просто, решительно и вместе с тем доверчиво. Он первым приходил в мастерскую и последним оттуда уходил. Дерево, металл и инструменты влюбленно повиновались ему. Рубанок, который нипочем не шел в Петькиных руках, у Алексея Саввича скользил так, словно шершавая доска ничуть ему не сопротивлялась. А Петька только смотрел на него удивленно и завистливо, изобразив ртом круглое изумленное «о».

Больше всего Алексей Саввич подружился с отрядом Жукова. Саня Жуков не походил ни на отечески спокойного, заботливого Стеклова, ни на властного Короля – у него был свой «стиль руководства». Он руководил своим отрядом весело, постоянно что-то придумывал, во все входил, всем загорался. Петька – тот смотрел на него с обожанием и ходил за ним по пятам. Но и старшие любили командира. Я ни разу не слыхал, чтоб он прикрикнул на кого-нибудь, рассердился, возмутился. Выходило так, как будто он и не приказывает вовсе, не требует, а, скорее, советуется или советует, и не последовать его совету было невозможно.

Алексей Саввич отлично выпиливал из фанеры – его рамки и ларчики казались кружевными, но это искусство увлекло немногих. Однако все заинтересовались, когда Алексей Саввич, а с ним Жуков и Петька стали выпиливать по едва намеченному пунктиру какие-то большие куски. Не сразу можно было понять, что же это будет. Глебов первым разобрал, что Петька выпиливает огромную ногу.

– Ты что это, в фанерные сапоги обуться надумал? – спросил он ехидно.

Петька только загадочно помотал головой. Потом обнаружилось, что Жуков выпиливает большущую руку с толстыми пальцами. Время шло – появилась вторая рука и вторая нога, а из-под лобзика Алексея Саввича вышло огромное туловище, украшенное лопоухой головой с нелепо разинутым ртом. Все это соединили проволокой. Ребята, то и дело забегавшие в этот угол мастерской взглянуть, что же это будет, так и ахнули:

– Вот так красавец! Зачем, для чего?

Теперь уже всем было интересно – и сонному Суржику, и гордому Королю, и всегда невозмутимому, исподволь за всем наблюдавшему Репину, и, конечно, Костику, который стоял тут же, широко расставив ноги в красных чулках.

– Ну, догадайтесь! – говорит Жуков.

– Чучело для огорода? – высказал предположение Володин.

– Чучело! Чучело! Ворон пугать! – хором подхватили все.

– Ошибаетесь, – спокойно ответил Алексей Саввич и скомандовал Петьке: – А ну-ка, тащи краски. Какую мы ему рубашку изобразим? Надо нарядить его как следует.

– Давайте сделаем ему шелковый шарф, как у Репина, – добродушно предлагает Жуков.

Андрей слегка сдвинул брови, но красивое лицо его по-прежнему спокойно.

– Ну, разве он похож на Репина? Он парень простой, – возражает Алексей Саввич. – Давайте рубашку сделаем красную, штаны синие…

– Нет! Нет! – вдруг кричит Петька. – Пускай он будет буржуй с цилиндром!

Наскоро выпилили цилиндр и прикрепили к круглой голове. Фрака не получилось, но цилиндр неопровержимо изобличал: это буржуй.

На другой день под вечер Жуков прошел по спальням и, сложив руки рупором, крикнул с крыльца тем, кто был во дворе:

– В клуб! В клуб! Все в клуб!

Мы собрались в большом пустом зале, который до сих пор нас ничем не привлекал,] увидели на возвышении фанерного буржуя.

Алексей Саввич стоял у столика. Под рукой у него был небольшой ящик, и в нем что-то круглое, как будто розовые и желтые яблоки. Скамей на всех пока не хватало, мы стали вдоль стен.

И тогда Алексей Саввич взял в руки желтое «яблоко» – это было подобие мяча, сшитого из тряпок, – и метнул в разинутый рот буржуя.

Мяч влетел в небольшое круглое отверстие, не задев фанеры. Алексей Саввич не дал нам опомниться. Второй, третий – десять мячей без промаха влетели в разинутый рот мишени, а по ту сторону их ловил Жуков.

Ребята восторженно закричали, захлопали. Несколько человек кинулись к столу, но Алексей Саввич остановил их движением руки:

– Сейчас свое искусство покажет член первого отряда Павел Подсолнушкин.

Павел вышел, маленький и щуплый с виду, но с тем же неторопливым достоинстве какое он вносил во все, что бы ни делал: кормил ли Тимофея, занимался ли утром гимнастикой или ел в столовой гречневую кашу.

Жуков высыпал мячи обратно в ящик. Павел стал метать. Он попал семь раз из десяти и солидно, без улыбки отошел от стола. Его сменил Петька. Покраснев и насупясь, он стал лепить мяч за мячом, как говорится – в белый свет. Ребята хохотали.

– Не робей, Петька! Эх ты, стрелок! Мазила! Петька, не поддавайся! – неслось со всех сторон.

После шестого промаха Петька не выдержал. Чуть не плача и на ходу приговаривая: «Когда тренировался, очень хорошо получалось», он кинулся бежать. Его со смехом хватали за рубашку, за руки, но он вырвался и скрылся.

И тут началось: все хотели поскорее испытать свою меткость и ловкость.

– Еще надо выпилить! – кричал Глебов. – Штуки три! А то очередь!

– Вот ты и выпили, – усмехнулся Жуков: слава о Глебове как о первом лентяе и бездельнике давно разнеслась за пределы четвертого отряда.