Владислав Крапивин - Лужайки, где пляшут скворечники

— Да ну их, никуда не денутся… Тём…

— Что?

— Давай сбежим куда-нибудь, а?

Он радостно обмер.

— Куда?

— Духотища такая. Искупаться бы…

— В купалке, наверно, вожатые бултыхаются. Сразу нас выловят.

— А давай на Запретку…

— С ума сошла, — искренне сказал Тём. И тут же перепугался: Нитка его запрезирает.

Но она зашептала очень убедительно:

— Тём, я ничуточки не сошла. Там же сейчас точно никого нет. Сторожей там и днем-то не бывает, а сейчас тем более. И купальщиков — тоже. Кто туда сунется в такое время?

Запреткой называлась водозаборная зона. Откуда качали воду для окрестных лагерей. В кирпичной будке стоял могучий насос, он гнал воду по трубам в цистерны и резервуары. Но включали его только днем и всего два раза в неделю. Техник придет и уйдет, а сторожей там и правда не водилось Охранял Запретку лишь щелястый забор с остатками колючей проволоки наверху и поблекшими фанерными объявлениями, которые всё запрещали и грозили штрафами.

За купание без спросу отдыхающим в лагере грозили суровые кары. «Вплоть до…» Но, конечно, самовольщики находились. И на Запретку проникали. Очень уж чистыми были там берег и твердое песчаное дно. Случалось, нарушителей ловили. Но пока еще никого не выгнали, дело кончалось каждый раз шумным нагоняем на лагерной линейке… Впрочем, ни ребята, ни вожатые не попрутся на Запретку сейчас, чуть не в полночь, это же больше километра по кустам и буеракам. К тому же, там неподалеку заброшенная мельница, про которую, конечно же, полно историй. Про всякие там блуждающие огоньки и туманные фигуры…

Тём не боялся огоньков и фигур (то есть не очень боялся). Он страшился разоблачения и скандала. Но если бы даже грозило Тёму сожжение на костре, он все равно не сказал бы о своем страхе. Тем более. что сильнее страха было уже «замирательное» ожидание приключений. И не просто приключений, а с Ниткой . По коже разбегались то ли искорки, то ли снежинки.

— Нитка, только ты пойдешь впереди, ладно? Я и днем-то сквозь свои стекла вижу не всё, а сейчас, в зарослях…

— Конечно, Тём! У меня глаза как у кошки!

Пригибаясь, как два разведчика, они побежали к забору, где была всем известная щель. И скоро оказались за лагерем, в мягких, неколючих сосёнках.

— Тём, тут тропинка, давай руку, — и Нитка взяла его пальцы в горячую ладошку. Шагала она быстро, Тём поспевал следом, подхватывая левой рукой то очки, то трусы.

Потом сосенки кончились, начались валуны и шиповник — ладно хоть, не густой. А вверху — ни звездочки. Только низкая глухая тьма. Изредка выступали из нее кудлатые тучи с беспросветными провалами — это очень далеко зажигались медленные зарницы. Нитка при этом вздрагивала и сильнее сжимала пальцы Тёма.

Густо пахло соснами, мхом, шиповником и всякой лесной и луговой травой. И еще был запах — от Ниткиных волос. Как у нагретого солнцем тополиного пуха, когда возьмешь его в пригоршню и уткнешься носом… Волос видно не было, но они отлетали назад и щекотали правое плечо Тёма, когда он очень приближался к Нитке.

— Тём…

— Что?

— Уже скоро.

— Ага…

— Ты не очень исцарапался?

— Нисколечко.

— Тём… кроме тебя, никто из мальчишек, наверно, не пошел бы.

Теплая волна прошла по Тёму. И от смущенья он брякнул сердито:

— Ох уж… что я, самый храбрый, что ли?

— Не в этом дело…

«А в чем?» — чуть не спросил он. Однако не посмел. Нитка решит, что совсем глупый…

— Нитка, а ты бывала на Запретке раньше? — «Вот дубина! Иначе откуда бы она так хорошо знала этот путь?»

— Конечно! И с девчонками, и одна… Я там знаю одно тайное местечко, в котором даже днем человека трудно заметить… Тём, я туда в тихий час бегала. А сейчас одна бы ни за что на свете…

Опять стали попадаться высоченные, как в лагере, сосны. И скоро возник в сумраке забор. Тём угадал его по запаху сухих досок и ржавой проволоки. Нитка выпустила пальцы Тёма.

— Где-то здесь доска отодвигается… А, вот! Лезь за мной.

Тём расцарапал живот. Зато за щелястым шатким забором он ощутил уют и защищенность. По дороге сюда ему, правду сказать, чудились неземные чудища, вроде черных великанских осьминогов. А сейчас он… такое чувство, будто с ночной зловещей улицы попал на свой родной двор — тоже темный, но добрый и безопасный.

Вот странно… и хорошо. Ожидание близких приключений не пропало, но в этих приключениях не чудилось теперь никаких опасностей. Только радостное замирание и азарт.

— Нитка, где здесь твое секретное место?

— Идем… — и опять взяла его за пальцы.

Место было между остатками кирпичной стены и чем-то похожим на кривой домик, чья двускатная крыша одним концом уходила в воду. От крыши пахло теплым кровельным железом. Тём попытался приглядеться сквозь сумрак. Здесь. у воды, тьма была не очень густой. Вода слабо светилась и мерцала, будто в ней растворили алюминиевую пыль.

— Это старый ледорез, — шепнула Нитка. — Такая штука с острым гребнем на крыше. Раньше здесь была еще одна насосная станция, а ледорез защищал ее от льдин, когда весной они лезли на берег. Понимаешь, вода прибывает, а они лезут…

— Ага… — Тёму ясно представилась атака ноздреватых ледяных пластов.

— А внутри там пусто, как в избушке. В случае чего можно укрыться…

— А куриных ног у этой избушки нет? — хихикнул Тём.

— Не знаю. Надо спросить у Кея… — Они сели рядом на песок.

Было тепло, влажно, пахло осокой.

— Купайся, — вздохнул Тём. — А я покараулю.

— А зачем караулить-то?

— Ну… ты же сама призналась, что боишься.

— Тём, я боялась идти сюда. И не кого-то боялась, а темноты. А еще — грозы. Вдруг она подкатится близко! — И выдохнула ему в плечо: — Тём, я грозы боюсь уж-жасно.

— Нитка… если честно, то и я. Ну, не совсем ужасно, но тоже. Только про это никто не знает. И ты — никому…

— Конечно.

Иногда быть откровенным совсем не трудно. Особенно в темноте и когда так вот… доверие друг к другу. И Тём не боялся, что честное признание уронит его в Ниткиных глазах. Скорее наоборот…

— Но здесь-то уже не страшно, Нитка.

— Да… Пошли вместе в воду.

— Нитка, я не могу. Я без плавок…

— Ну… можно ведь и так.

— А потом в мокрых трусах в постель?

— Дурачок. «Так» это значит без всего… Я ведь тоже без купальника. В нем нельзя. Наша Валентина постоянно у всех купальники щупает: не лазил ли кто-то в воду без спросу…

— Ты рехнулась? — слабым шепотом сказал он.

— Тём, да ты что? Темно же. И мы же… ничего такого. Давай ты отвернешься и зажмуришься, а я в воду. А потом я зажмурюсь, а ты — бултых. А в воде-то уже все равно… Тём, а то ведь обидно: шел сюда, продирался и даже не окунешься…

«А и правда…» Нырнуть, смыть с себя вязкую духоту и зуд захотелось отчаянно. И все же не это главное. Еще сильнее — желание сладкой запретной радости: частое стуканье сердца и веселый озноб. Вот оно — тайное приключение!