Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья

По вечерам мы катались на велосипедах. Темнело уже рано. Над крышами вызревала круглая, как великанское яблоко, луна. Желтели окна.

Раньше я жил в старом доме, но он был словно проглочен городским центром – кругом этажи, этажи… А здесь я сам оказался в многоэтажке, зато кругом – старина. Улицы одноэтажные и двухэтажные, с палисадниками. Были здесь не только простые деревянные дома, но и причудливые особняки. Их для дачной жизни построили в давние времена всякие зажиточные люди. Белела отремонтированная церковь. До недавнего времени в ней помещался склад, а теперь опять шли службы. Часто звонили колокола.

А еще был мостик через Стеклянку, крутые спуски в переулках, тропинки среди репейной чащи и редкие столбы с фонарями.

В теплых сумерках улицы казались немного сказочными. Еще немного – и случится приключение.

И однажды оно случилось.

В тот вечер Настя не поехала с нами. Сказала, что у нее «куча дел по хозяйству», отдала мне свою «Каму», и мы с Вячиком покатили каждый на отдельном «коне». По мостикам, по горкам, по безлюдным тротуарам. На углу Полевской и Подгорного переулка нас окликнули:

– Эй, парни, постойте!

Голос был не грозный, а скорее жалобный. У столба с горящей лампочкой стоял мальчишка, похожий на маленького медведя в полосатой фуфайке.

Мы тормознули, но не рядом, а поодаль – на всякий случай. Я сказал:

– Чего надо?

– Пацана маленького не видели? Вот такого… – Мальчишка поднял прямую ладонь повыше живота. – В красной кофте…

Мы не видели. Но в голосе круглого незнакомца была такая жалоба! Неловко взять вот так и укатить. Вячик сочувственно спросил:

– Брат, что ли?

– Ну да! Пять лет всего, а такой паразит, прямо лунатик! Только отвернешься, а он уже пошел гулять неизвестно куда… Ну, ладно, если днем. А сейчас-то…

– Давно исчез? – спросил я.

– Часа полтора назад. Я уроки делал, мать пошла к соседям, а его с отцом оставила. А папаша маленько того… и задремал. Мать пришла: «Где Николка?» А где он теперь, кошка бродячая…

Парнишка был или вообще такой разговорчивый по характеру, или просто отводил наболевшую душу… Или ждал от нас помощи?

Вячик посмотрел на меня. Я сказал брату беспутного Николки:

– Ну, пошли. Мы в этих местах ориентируемся…

– Да и я тоже. Но ведь этот тип в самые закоулки забирается. Будто ищет чего-то на свою голову. Спросишь его: «Ну, какая холера тебя из дому тянет?» А он глазами лупает и… думаете, молчит? Объясняет, зануда: «Меня будто зовет кто-то…» Попадись мне этот «кто-то»…

– Всыпали бы вы ему как надо, – тоном опытного человека посоветовал Вячик.

– Я так матери и говорю. А она прижмет его и слезы роняет на макушку: нашлось сокровище… Я когда-нибудь его сам…

Этот разговор мы вели уже на ходу. Мы с Вячиком сошли с велосипедов и катили их рядом с собой, а Николкин брат шел между нами. И вздыхал и жаловался на судьбу. И между делом сказал, что зовут его Гошкой.

Тогда я узнал его.

Но спрашивать сейчас о рамке было бы бессовестно. У человека такое на душе, брат пропал…

Мы обошли ближние улицы, переулки и спуски. Даже под мостики заглядывали – у Гошки был фонарик. Но попадались нам только бродячие кошки: с шипеньем прыгали в заросли…

Наконец Гошка беспомощно сказал:

– Ну ладно, вам ведь по домам пора…

Нам и правда нужно было домой. Но как оставить человека одного в таком деле?

– Может, он уже сам вернулся? – неуверенно спросил я.

– Ага, дождешься от него…

– Значит, надо в милицию, – решительно заявил Вячик.

– Да было уже и такое. Толку-то! Они раскачаются не раньше чем через сутки. Для них пропавшие пацаны – рядовое дело…

– Давайте еще здесь пройдем, вверх, – сказал я. Это был короткий, идущий в горку переулок с названием Переплетный. Справа – забор и репейники выше головы. Посредине – разрытая для каких-то труб дорога. А слева, за густыми рябинами, тянулось вверх приземистое кирпичное здание с квадратными окнами. Окна были у самой земли, на разном уровне. Как бы поднимались по ступеням. Они неярко светились сквозь ветки.

Мы разделились. Вячик и Гошка пошли вдоль забора, а я мимо окон. И, конечно, в эти окна я заглядывал.

Сперва там было пустое помещение с рядами стульев, как в обшарпанном клубе. Потом… непонятное. И сказочное.

Прежде всего я увидел камин. С живым огнем. Не с тем беспощадным пламенем, которое спалило наш дом и чуть не изжарило меня, а с уютным огоньком на красных углях. А еще было нагромождение всякого волшебства. Громадные звезды, узорчатые фонари, рыцарские латы, нарисованный на широченном холсте многобашенный город. И стояла покосившаяся карета на колесах с красными спицами.

Лишь во вторую очередь я увидел людей. Их было трое. Один в костюме Пьеро: в белом балахоне с круглым складчатым воротником и в шапочке, похожей на половинку черного мяча. Другой – в обыкновенном пиджаке и брюках, в круглых очках, с плоской лысиной. А еще – женщина в широких белых штанах и синей кофте – квадратная какая-то, некрасивая. А между этими тремя стоял пацаненок дошкольного размера. С кудрявыми локонами, в просторной, но куцей красной курточке. Подняв лицо, он что-то охотно рассказывал этим дядькам и тетке.

Я тихо свистнул Гошке и Вячику. И, пока они перебирались через разрытую дорогу, отступил в кусты и наблюдал. Что там? Музей, антикварная лавка или какая-то самодеятельность? Или притон сумасшедших, которые заманивают малышей для черных дел?

– Тихо, не гремите великом. Смотрите. Это Николка?

– Он, поросенок! – тихо возликовал Гошка. – Ну, я ему…

– Постой. А вдруг там… злодеи какие-то? Пусть один войдет, а двое на страже…

Гошка и Вячик сосредоточенно задышали.

– Надо жребий, кому туда идти, – опасливо сказал Вячик.

– Какой там жребий! Чей это брат?.. Где, интересно, у них дверь…

– Наверно, с тыла… – Я, откровенно говоря, был рад Гошкиному решению.

– Пошел я. Если увидите, что дело плохо, дуйте за помощью. Милиция на Ручьевской… – И Гошка исчез.

Он долго не появлялся в «притоне». Мы уже решили, что у входа его скрутил дежурный сообщник злодеев. Но вот рядом с камином раскрылась старинная, как в замке, дверь, и Гошка возник. Решительный, как Геракл перед схваткой со львом.

Но схватки не получилось. Гошке обрадовались. Заговорили наперебой, заприглашали словами и жестами. Только беспутный Николка понурился и запереступал ногами в коротеньких штанах и синих колготках. Так, словно очень захотел в туалет.

Гошка взял брата за шиворот. Послушал еще Пьеро, очкастого и квадратную тетку, повернул лицо к окну и махнул нам.

Мы обогнули дом и отыскали дверь.

В помещении было очень тепло и пахло столярным клеем. И еще всякой смесью: пыльной тканью, красками, ржавчиной и дровами.