Владислав Крапивин - Бабушкин внук и его братья

– Да… Федя Полянцев расшифровывал это научнее: «Области затухающей мысли». Но в общем смысл тот же. Когда затухают мысли, остаются инстинкты и нарастает зверство.

Это была линия. Между ученым Полянцевым и мной, пацаном из шестого «Б». Но я не сказал об этом, постеснялся.

Вячик настороженно спросил:

– А их не могут опять посадить за проволоку? Насильно. Чтобы работали.

– Я же говорю: они ушли…

– Найдут!

Демид усмехнулся:

– Не найдут. По крайней мере, Федю. Он кинул на плечо свой рюкзак и прямо оттуда ушел по дороге…

– Догонят, – сказал Вячик.

Демид глянул на него, как недавно на меня.

– Мальчик, есть дорога, а есть Дорога.

– Это что? – спросил вдруг Николка. До этого он молчал – сидел на коленях у могучей Маргариты и помешивал дюралевой саблей угольки в камине.

Теперь Демид внимательно глянул на Николку.

– Что такое Дорога, очень трудно объяснить… Так же, как, например, что такое Живая Межзвездная Сеть, обратное поле молекулы или структура многомерного континуума.

– Дорога всегда Дорога, – сонно сказал Николка и привалился щекой к свитеру Маргариты. И я понял: он хотел объяснить, что в отличие от других вещей Дорога во всех мирах одна и та же. Не может быть ничем иным.

– Он не вернется? – спросил я у Демида про Полянцева.

– Кто его знает… А от его сотрудников без него самого ничего не добьются. Он сводил в себе все гипотезы воедино. Потому что занимался главным вопросом: закономерностями причинно-следственных построений в этом самом многомерном континууме…

– Как это? – недовольно спросил Вячик.

– Вот пример: ты бежишь по тропинке и запинаешься. Причина – камень на этой самой тропинке. Следствие – шишка на лбу. А может ли быть наоборот? Камень появляется оттого, что вскочила шишка?

– Не-а, – удивленно сказал Арбуз.

– «Не-а» – это в нашем привычном мире. Но при некоторых обстоятельствах случается, что причина и следствие не зависят друг от друга. Или того интереснее – они меняются местами.

– Это как бы мне ни с того ни с сего ставят «пару» в дневник. А потом выясняется, что я и правда ничего не знаю, хотя и учил. Так? – сообразил Вячик.

– Ну… приблизительно так, – неохотно сказал Демид. – Хотя пример, конечно, с натяжкой…

– Кофе хотите, философы? – спросила Маргарита. – Только сахару не осталось…

И мы стали пить кофе без сахара.

Перед Новым годом состоялась премьера «Огнива». Мы разрисовали и расклеили на заборах афиши. И у себя в школе продали немало билетов (совсем, кстати, недорогих). В маленьком зрительном зале собрались в основном ребята из соседних кварталов.

Все получилось так здорово!

В конце спектакля Николка (с петушиными крылышками на зеленых лямках) стрелой из своего лука пульнул в злую колдунью и выбил из ее руки волшебное огниво. Зрители радовались вовсю! Ведьма обиженно голосила, что это нечестно: амуры, мол, должны стрелять только ради любви, а не ради борьбы со злым колдовством. Солдат посадил Николку на плечо, а ведьме и двум посрамленным генералам объяснил:

– Любовь это не только поцелуи и охи-ахи. Это еще когда хороших людей защищают от зла. Так что шагом марш отсюда…

После этого ведьма со стуком и пылью провалилась в люк под сценой, а солдат надел волшебные колечки Поэту – автору этой сказки и королевской судомойке – невесте Поэта.

На этот спектакль Демид пригласил знакомого оператора из местной телекомпании «Инф». Вечером отрывок из «Огнива» показывали в «Городской телехронике». И короткую беседу с Демидом. Я записал эту передачу на ту же кассету, где «Остров сокровищ» и «Песня про аистенка»…

Елку принес отец. Большую, до потолка. Свежую и пушистую. Такими елками торговала их фирма. Поставили елку в комнате родителей – самой большой.

Я, пока развешивал шары и лампочки, исколол руки, но это было даже приятно. Такой праздничный зуд…

Бабушка помогала мне. И между прочим сказала:

– Вчера я была у Стоковых. Ивка передает тебе привет.

Меня крепко скребанула совесть: ведь я так ни разу больше не собрался к Ивке. И на кладбище с бабушкой не съездил.

– А Сонечка все время играет твоим паровозиком…

– Ба-а! Ну, знаю, знаю, что я скотина!

– Господь с тобой! Я же ничего такого не говорю. Ты же болел, а потом контрольные эти в школе… Ты только вот что…

– Что?

– Не ссорься больше с отцом. Хоть на праздниках…

Это потому, что я недавно опять с ним «поцапался».

Отец узнал, что за полугодие у меня больше чем за половину предметов тройки, и сказал в пространство:

– Эх, тройка, птица-тройка, и кто тебя выдумал…

– А зато по русскому и по немецкому пятерки. И английский я сдал за две четверти. Сверх программы!

Отец сделал удивленное лицо.

– А что ты так болезненно реагируешь? Нельзя процитировать Гоголя? – Он хмыкнул и пожал плечами. И это хмыканье показалось мне до того обидным! Я выскочил из-за стола и заперся в своей комнате.

Мама говорила, что мы не ладим, потому что из нас обоих «так и прет этакая мальчишечья нетерпимость». А может, нетерпимость «перла» именно потому, что мы ссорились? Где тут причина, где следствие? Разобраться мог бы, наверно, только Федя Полянцев, но он ушел по Дороге…

Перед самым новогодним праздником я поклялся себе, что буду в разговорах с отцом сдерживаться. И отец был ласковый. Незадолго до двенадцати часов позвал к себе, обнял, поцеловал в макушку и подарил книгу «Энциклопедия для мальчиков». А я отдал ему своего деревянного гнома…

Потом мы все дарили друг другу подарки у новогоднего стола (мы накрыли его на кухне, а в открытую дверь была видна елка с огоньками). За окном опять висела почти полная луна, а на стекле мерцали изломы ледяных узоров.

Мы зажгли на столе свечи. Мама сказала, что пора попрощаться со старым годом. Проводить его без жалоб на судьбу. Что было, то было…

– Подождите, – сказал папа. – Давайте сперва за тех, кого в этом году не стало…

Мы замолчали. «Митя… И еще сколько таких, как Митя… и малыши, погибшие от гранаты. И еще сколько таких малышей…» Озм опять придвинулся вплотную. Я плотно сжал губы.

– А тех, кто сбил Виктора Петровича, так и не нашли? – тихо спросила бабушка. Виктор Петрович был папин товарищ, они вместе работали еще в авиации, а потом в «Альбатросе». В феврале его сбила неизвестная машина. Все говорили, что нарочно. Не пошел он на контакт с какой-то крутой группировкой.

– Жди, найдут они, – сказал отец, и лицо у него затвердело. – Самих себя пришлось бы находить. – Он был уверен, что те гады были связаны с гадами, засевшими в милиции. Мама за отца боялась. И я…

– Ну, давайте, – сказал папа. – Не чокаясь…

Мне дали пригубить горьковатого вина под названием «Глория». Оно пахло полынью.