Владислав Крапивин - Самолет по имени Серёжка

Если уж я отправил Сойку в Дорожкино, должен и дальше в этом деле разбираться сам. А то, как глупый кот, который забрался на дерево, а слезть не умеет.

Ведь сумел же я построить в Пространстве треугольник для сокращения пути! Один, без Серёжки. Наверно, можно построить и посадочную полосу у Сойкиной деревни. Может это будет лента, как бы вырезанная из Туманных лугов. Полоса светящегося тумана, под которой надежная твердость.

Но как эту полосу перенести на землю?

Я чувствовал: есть у Безлюдных пространств законы и правила, которые могли бы мне помочь. Нам с Серёжкой иногда казалось, что мы ходим у самого краешка, за которым разгадка многих тайн. Это когда мы бродили по заброшенной территории и звенела тишина. Остановись, прислушайся к этому звону, напряги нервы – и что-то откроется, станет ясным, видимым, разрешенным. Словно распахнется во всю ширь четвертое измерение. Ведь мы и так уже знали и умели вон сколько!

Но не получалось. Отвлекало нас то одно, то другое. А может быть дело в том, что Безлюдные пространства чересчур оберегали свои тайны. Ведь недаром они разрешили приходить к себе только окольным путем и не пускали через главный вход.

И вдруг я понял! Разом! Что сейчас – время!

На полной скорости, на бреющем полете промчаться между башнями и оказаться там! И тогда… Я не знал, что будет тогда, но чувствовал: что-то совсем новое! Разгадка! Открытие!

И Серёжка тогда навечно останется со мной, и дорога к Сойке станет короткой и легкой, и все-все в жизни будет хорошо.

Только надо решиться!

Ширина между башнями – как размах моих крыльев. Зацеплю?

Но ведь в нужный момент можно сделать крен: одна пара крыльев – в небо, другая – к земле. Тогда уж проскочу точно!

А иначе… сколько можно «биться в дверь заколоченную»?

Я сделал над ночным городом разворот.

Небо от ущербной луны просветлело, а территория Безлюдного пространства космато чернела впереди. Я снизился, пошел над крышами. Две башни встали впереди, как два тупых клыка.

Ну, давай, Ромка! Ты ведь уже не балконный житель. Ты – летчик и самолет, знающий в Безлюдных пространствах многие пути! Открывай же самый главный путь!

Башни вырастали, неслись навстречу… Крен!

Клочья тьмы мелькнули передо мной.

Я понял, что это, но поздно. Хрусткий, с резкой болью удар рванул левое нижнее крыло. Земля – как черная стена. И я в эту стену – мотором, лобовым стеклом. Лицом…

Но я не разбился насмерть.

Я долго лежал оглушенный. Потом со стоном поднялся. Встал. Я – Ромка, мальчишка.

Шатало меня, голова гудела. Левая рука висела, пальцы не сгибались, колючая боль сидела в плече. Такая, что капли сами бежали из глаз.

Я поморгал, подышал сквозь зубы. Переступил в траве: работают ноги-то? Они работали… Ох, а сколько топать до дому! И надо спешить, скоро рассвет, сумрак уже делается серым…

В этом сумраке я увидел, как идет ко мне кто-то худой, высокий. Шелестела трава.

Я не испугался, но весь напрягся. Не знаю почему, но сразу понял – это Старик.

Он подошел, положил на мое плечо узкую ладонь. И боль угасла. Я шевельнул пальцами. И разбитыми губами:

– Спасибо.

– Давай сядем, Рома, – сказал Старик глуховато.

Я сел на лежавшую в траве балку. Колени высунулись из продранных штанин. Новый спортивный костюм был… Ох, мама!

Старик сел рядом.

Серёжка правду сказал: он похож был на пожилого дирижера или артиста. Я это разглядел даже в предрассветной мгле. И такая вот поза, когда он сидел на низкой балке, не очень ему подходила. Но Старика это не смущало, он поддернул брюки, спросил по-житейски:

– Сильно грохнулся?

– Еще бы… Я бы не зацепился, но тени черных орлов! Я вообще про них уже не помнил, а они…

– Какие тени?.. А! Вы вот как называете это . Ну что ж…

– А на самом деле, что это такое?

– Как вам сказать… Подвижные участки закрытого поля.

– Зачем они? – спросил я хмуро.

– Чтобы непрошеные гости не совались куда не надо.

– А кто сунулся, того башкой в землю. Да? – Я чувствовал, что начинаю ненавидеть Старика.

Но он ответил мне мирно:

– Кто же знал, что вы сунетесь сюда с размаху? Я просто не успел. Вы в чем-то и сами виноваты…

Я сник. Прошептал:

– Теперь я уже не смогу быть самолетом?

Старик вздохнул:

– Сможете. Но не сумеете взлететь. У вас повреждено крыло. Скажите спасибо, что хоть рука на месте…

– И нельзя починить? Крыло-то?

– В принципе можно. Только пришлось бы вызывать бригаду с авиазавода. А как это сделать? К тому же такой ремонт – на один раз. Когда станете мальчиком, а потом вновь самолетом, окажется, что крыло опять искорежено… Так что оставьте такую затею. Летайте уж лучше с этим… с вашим другом.

Тогда я спросил в упор:

– Почему вы не любите Серёжку?

– Я? – отозвался он с грустной усмешкой. – Не люблю? Кто вам сказал?

– Но вы же прогнали его!

– Да. Чтобы уберечь…

– От чего?

– От… его торопливости. Он, сам того не понимая, позволял себе такое, чему еще не пришел срок. И рвался туда, куда не следует… вроде вас… Он, безусловно, талант, но он ломал весь налаженный механизм. Мы пытаемся соединить в систему все Безлюдные пространства, создать стройную теорию, построить модель, и вдруг… Представьте себе посудную лавку, а в ней…

– Вот уж неправда! Серёжка – не слон!

– Я не сказал про слона. Представьте… этакого кенгуренка, который не желает умерить свою прыть и ничего не знает о ценности тончайших бокалов и фарфоровых ваз, которые стоят повсюду… Впрочем, я несправедлив. Теперь-то я знаю, что у вашего друга была цель.

– Какая?

– Поставить на ноги некоего Рому Смородкина. И этой цели он блестяще достиг… Но он пошел дальше – повел Рому за собой в неведомые миры. И тут вы оба не рассчитали…

– Он не виноват!

– Никто не виноват, Рома. Я не об этом…

Старик замолчал. Я вдруг подумал: он вежливый такой, говорит мне «вы», но ничуть не похож на Евгения Львовича. И пахнет от него не одеколоном, а трубочным табаком и… да, машинным маслом, как от дяди Юры. Может быть, Старик смазывает этим маслом громадные механизмы, которые поворачивают Вселенную?

Я спросил осторожно:

– Скажите… Вы – Бог?

Старик помолчал удивленно. Потом засмеялся.

– Что вы, Рома! Ну какой же я Бог! Я одни из многих, кому поручено разобраться в этой каше из многомерности и параллельности миров. А конкретно – с Безлюдными пространствами. Одна из самых трудных задач – отделить их от мертвых пространств. Внешне те и другие очень похожи, они покинуты людьми. Но мертвые пространства – это те, куда нельзя вернуться. Они смертельны для людей…

– Это после взрывов реакторов? И бомб?

– Да… А Безлюдные пространства ждут. Чего-то и кого-то… На первый взгляд это может быть самая безжизненная, выжженная территория, но если присмотреться – она не мертва. Есть в ней ожидание. А какое?.. Это все неясно, не укладывается в общее строение Мира. Безлюдные пространства, как заметное явление, возникло неожиданно, и надо понять – зачем?