Джоанн Роулинг - Гарри Поттер и Дары смерти

Она взглянула Гарри прямо в лицо, набрала в грудь побольше воздуха и сказала.

— Поздравляю с семнадцатилетием.

— Ага… спасибо.

Джинни продолжала смотреть ему в лицо, однако Гарри затруднялся ответить ей тем же, это было бы все равно что смотреть на источник слепящего света.

— Хороший у тебя вид, — пробормотал он, указав на окно.

На это Джинни отвечать не стала. И тут ее винить было не за что.

— Я не могла придумать, что тебе подарить, — сказала она.

— Да ты и не должна ничего…

Эти слова она тоже оставила без внимания.

— Не знала, что может оказаться полезным. Чтото не очень большое, потому что иначе ты не сможешь взять его с собой.

Гарри решился взглянуть на нее. Слез на лице Джинни не было — одно из многих ее замечательных качеств состояло в том, что плакала она редко. Гарри иногда думал, что это наличие шести братьев закалило ее.

Джинни подступила к нему на шаг:

— И я подумала, нужно дать тебе чтото такое, что ты запомнил бы, понимаешь? Вдруг ты, занимаясь своими делами, встретишь какуюнибудь вейлу.

— Если честно, думаю, что возможностей встречаться с девушками у меня будет мало.

— Только эта надежда меня и утешает, — прошептала она и поцеловала его так, как никогда не целовала прежде, и Гарри ответил на поцелуй, погружаясь в блаженное забвение, которого никакое огненное виски дать не могло. Джинни обратилась в единственное, что было на свете настоящего, — ощущения от прикосновений к ней, одна рука на ее спине, другая на длинных, сладостно пахнущих волосах…

Где-то за ними со стуком раскрылась дверь, и они отскочили друг от друга.

— О, — язвительно произнес Рон. — Прошу прощения.

— Рон! — прямо за его спиной маячила немного запыхавшаяся Гермиона.

Наступило натянутое молчание, затем Джинни произнесла голосом безжизненным и тонким:

— Ну, в общем, с днем рождения, Гарри.

Уши Рона пылали, Гермиона явно нервничала. Гарри хотелось захлопнуть дверь у них перед носом, но ему казалось, что в миг, когда она распахнулась, в комнате потянуло холодом, и пережитое им ослепительное мгновение лопнуло, как мыльный пузырь. Казалось, вместе с Роном в комнату снова ворвались все причины, по которым он желал порвать с Джинни, держаться подальше от нее, а со счастливым пренебрежением ими было покончено.

Он хотел сказать чтонибудь и не знал что, взглянул на Джинни, но она повернулась к нему спиной. И Гарри подумал, что она наконец дала волю слезам. А утешать ее на глазах у Рона он не мог.

— Ну, еще увидимся, — сказал он и вышел вслед за своими друзьями из комнаты Джинни.

Рон с топотом спустился по лестнице, миновал заполненную людьми кухню, вышел во двор. Гарри не отставал от него, и испуганная Гермиона тоже семенила следом.

Достигнув пустой, недавно подстриженной лужайки, Рон круто повернулся к Гарри:

— Ты же бросил ее! И что ты делаешь теперь — мозги ей пудришь?

— Я не пудрю ей мозги, — ответил Гарри, и тут их наконец нагнала Гермиона.

— Рон…

Однако Рон поднял ладонь, заставив ее замолчать.

— Она разваливалась на куски, когда ты порвал с ней…

— Я тоже. И ты знаешь, почему я так поступил, — не потому, что мне захотелось.

— Да, но теперь ты милуешься с ней, и у нее опять возникнут надежды…

— Джинни не дура, она знает, что это невозможно, не ждет, что мы поженимся или…

И едва он это сказал, как в голове его образовалась картина: Джинни, одетая в белое платье, венчается с высоким, безликим, но очень неприятным незнакомцем. Казалось, в один головокружительный миг Гарри понял все: ее будущее полно свободы и не обременено ничем, а у него… он видит впереди одного лишь Волан-де-Морта.

— Ты обжимаешься с ней при всяком удобном случае…

— Больше этого не случится, — резко сказал Гарри. День стоял безоблачный, однако ему казалось, что солнце уже село. — Тебя это устроит?

Рон выглядел наполовину возмущенным, наполовину робеющим, он покачался немного взадвперед на каблуках, а потом сказал:

— Ну тогда ладно, в общем, как его… да.

До конца этого дня Джинни больше не пыталась встретиться с Гарри наедине и не давала понять — ни словом, ни жестом, — что у них случился в ее комнате не просто учтивый разговор. И все же появление Чарли принесло Гарри облегчение. Забавно было смотреть, как миссис Уизли силком усаживает Чарли в кресло, воздевает волшебную палочку и объявляет, что сейчас она его наконец подстрижет почеловечески.

Поскольку вместив всех, кто должен был присутствовать на праздничном обеде в честь дня рождения Гарри — даже до появления Чарли, Люпина, Тонкс и Хагрида, — кухня «Норы» неминуемо треснула бы по швам, несколько столов вынесли в огород и поставили их там встык. Фред и Джордж развесили в воздухе над гостями множество пурпурных фонариков, украшенных большими числами «17». Благодаря уходу миссис Уизли рана Джорджа выглядела теперь опрятно и чисто, но Гарри так и не смог привыкнуть к темной дыре на том месте, где раньше было его ухо, даром что близнецы то и дело шутили по ее поводу.

Гермиона, выпустив из кончика своей палочки золотистые и пурпурные ленты, красиво развесила их по деревьям и кустам.

— Очень мило, — сказал Рон после того, как Гермиона в последний раз театрально взмахнула палочкой, обратив листья дикой яблони в золото. — У тебя и вправду хороший глаз на такие вещи.

— Спасибо, Рон, — отозвалась Гермиона с видом и польщенным, и смущенным сразу Гарри с улыбкой отвернулся. У него появилось странное чувство, что, полистав на досуге «Двенадцать безотказных способов, позволяющих зачаровывать волшебниц», он непременно найдет главу о комплиментах. Гарри встретился взглядом с Джинни, улыбнулся ей, но тут же вспомнил о данном Рону обещании и поспешил завязать разговор с мсье Делакуром.

— С дороги, с дороги! — запела миссис Уизли, проходя в калитку с висевшим перед ней в воздухе гигантским, размером с мяч для пляжного волейбола, снитчем. Лишь пару секунд спустя Гарри сообразил, что это праздничный торт, который миссис Уизли, не рискнувшая нести его по неровной земле, держала волшебной палочкой на весу. Когда торт наконец утвердился посредине стола, Гарри сказал:

— Выглядит потрясающе, миссис Уизли.

— О, пустяки, милый, — ласково отозвалась она.

За ее спиной Рон поднял, глядя на Гарри; два больших пальца и произнес одними губами: «Молодец».

К семи часам собрались уже все гости. Фред с Джорджем, стоявшие на страже в конце лужайки, одного за другим приводили их в дом. Хагрид облачился для такого случая в свой лучший и совершенно ужасный ворсистый коричневый костюм. Люпин, пожимая Гарри руку, улыбался, но выглядел, как почудилось Гарри, подавленным. Странно, Тонкс, появившаяся вместе с ним, просто лучилась радостью.