Виктория Ледерман - Светлик Тучкин и украденные каникулы

о ночных шпионах и поисках в темноте

По тёмному вагону пробирались два невидимых шпиона. Невидимых – не потому, что у них были плащи-невидимки, а потому что все уже давно спали и не могли их видеть. Время от времени раздавался их громкий шёпот:

– Здесь?

– Нет, ещё дальше. Впереди.

– А ты точно знаешь где? Может, мы уже прошли?

– Не прошли. Я запомнил. Я очень хорошо запоминаю. Иди, иди.

Поезд раскачивался по рельсам, братьев шатало из стороны в сторону. Приходилось хвататься за поручни, чтобы не свалиться на спящих пассажиров.

– Здесь! – объявил наконец Родька, и они остановились. – Вот она, на этой полке. А рюкзак внизу, возле стола.

– Я ничего не вижу, – прошептал Светлик. – Темно очень.

– Вон волосы длинные на подушке. Это она, точно тебе говорю. Я её волосы знаю.

– Я сейчас телефоном посвечу.

– Только не в лицо, а то проснётся. Под столик свети, на рюкзак.

В темноте раздался стук упавшего телефона.

– Эх ты, растяпа! – рассерженно прошипел Родька.

– Да никто не слышал, – отозвался Светлик. – Колёса и так громко стучат.

– Чем теперь светить?

– Сейчас я его найду.

– Чтобы искать, светить надо.

– Я так поищу, на ощупь.

Перешёптываясь и стукаясь головами, они ползали в купе между полок и шарили руками по полу.

– Есть! Нашёл! – шёпотом воскликнул Родька и сунул телефон Светлику. – На, свети, а я в рюкзаке посмотрю.

Он вытащил рюкзак из-под столика, долго в нём копался, потом разочарованно сказал:

– Ничего нет. То есть много всякой ерунды, но Чика нет.

– А может, она его не в рюкзак положила?

– А куда?

– Ну, в куртку, например…

– Не, – помотал головой Родька. – Они все куртки свернули и вон туда засунули, на самый вверх.

– Ну тогда… под подушку.

– Точно! Под подушку! Сейчас проверю.

– Как?

– Ну как, как? Суну руку и пощупаю там.

– Разбудишь.

– Я аккуратно. Она даже не заметит. Отойди, мешаешь. Да что ты светишь во все стороны, выключи!

Светлик отключил фонарик в телефоне и поднялся на ноги, освобождая брату побольше места возле Аришиной полки. Родька запустил руку под подушку. Несколько мгновений ничего не происходило, он молчал. Светлик уже хотел спросить у него, нащупал ли он что-нибудь, как вдруг неожиданно раздался сонный голос:

– Что такое? Кто здесь?

И этот голос был вовсе не Ариши. Это был голос Дарьи Антоновны.

В ту же секунду в ноги Светлика врезалась Родькина голова. Родька вскочил и помчался по коридору, увлекая за собой брата. Тот, спотыкаясь, бросился следом. В одно мгновение они пронеслись по проходу, взлетели наверх и замерли каждый на своей полке. В конце коридора показалась растрёпанная голова учительницы. Дарья Антоновна посмотрела в одну сторону, в другую и скрылась в своём купе. Прошло довольно много времени, прежде чем братья снова зашевелились. Родька поднялся и, стараясь не шуметь, переполз к брату.

– Ты полки перепутал, что ли? – спросил Светлик, всё ещё дрожа от возбуждения.

– Ничего я не перепутал. Это Аринкина полка была, она мне её показывала, – ответил Родька. – Просто там почему-то учительница оказалась. Может, они поменялись?

– С ума сойти! Ты залез под подушку к учительнице!

– Ага… Залез…

– Она тебя видела? Узнала?

– Может, и нет. Темно было.

– Да… Хорошо, что нас не поймали. А рюкзак чей был? Тоже учительский?

– Нет, рюкзак точно Аринкин. С этими куклами лупоглазыми впереди. И вещи тоже её.

– А Чика мы так и не нашли, – вздохнул Светлик.

– Ничего, найдём, – успокоил его Родька. – Аринка, наверно, наверху спит. А ещё можно у Воробьёва поискать, он в этом же купе. Подождём немного и снова пойдём. Пусть Дарья Антоновна уснёт покрепче.

Светлик высунулся со своей полки, оглядел коридор. Всё было спокойно. Случайно взглянув вниз, он неожиданно встретился взглядом с мальчишкой на соседней нижней полке. Тот мигом закрыл глаза – притворился, что спит. И тут у Светлика словно молния в голове сверкнула.

– Не надо никуда ходить, – прошептал он Родьке на ухо. – Я, кажется, знаю, у кого наш Чик.

– Отдай по-хорошему, не то хуже будет, – уговаривал Родька мальчишку угрожающе-ласковым голосом. Они втроём сидели на нижней полке, братья по краям, мальчишка по середине.

– Я ничего не брал! – шептал тот, стараясь вырваться от них, но у него ничего не получалось. – Отпустите, а то сейчас заору! Мама проснётся и надаёт вам по шее.

– Я тебе заору! – Родька зажал ему рот. – А ну тихо! Маме надо спать. И тебе тоже. Отдай нам человечка и спи себе дальше.

– Говорю же, не брал! – промычал мальчишка через Родькину руку. – Чего пристали? Я вообще не видел никакого человечка.

– Ещё как видел! – сказал Светлик. – Ты глаз с меня не сводил, когда я его в руках держал. Он тебе понравился, да? Потом я его уронил, а ты сидел наверху и смотрел, как я его ищу. И ты видел, что я положил его под подушку. А когда мы ушли, ты его вытащил и забрал себе. Так?

– Не так, – не сдавался мальчишка.

– А когда ты его забрал? Когда мы ужинали?

– Нет!

– Ты же на верхней полке сидел, совсем рядом. Сунул руку под мою подушку, никто и не заметил. Куда ты его спрятал?

– Никуда! Ничего у меня нет.

– Ладно, тогда давай разбудим твою маму, – снова вступил в разговор Родька.

Мальчишка перестал вырываться.

– Зачем?

– Скажем ей, что ты украл нашу игрушку.

– Она вам не поверит!

– А мы попросим показать твой рюкзак. Она вытащит все твои вещи и найдёт там человечка. Вот тогда и поверит.

– Ха-ха! Ничего она в рюкзаке не найдёт! – злорадно прошептал мальчишка.

– Ага, вот ты и попался! – подскочил на месте Родька. – Значит, ты его спрятал в другое место? Говори, куда!

Мальчишка засопел, как сердитый ёж. Светлику уже показалось, что он сдаётся и вот-вот всё расскажет, но тот снова упрямо мотнул головой:

– Не брал я его.

– Ну вот что с ним делать? Он даже не понимает, что натворил! – вышел из себя Родька.

– Ну так давай объясним.

Светлик повернулся к мальчишке.

– Как тебя зовут?

– Марик. И что?

– Вот ты, Марик, любишь Новый год?

– Ну, люблю…

– А Деда Мороза ждёшь?

Мальчишка кивнул.

– А какой ты подарок у него попросил?

– Самокат, двухколёсный. А что?

– Ничего. Просто самокат ты не получишь. И Дед Мороз к тебе не придёт.

– Почему?

– Потому что Новый год не наступит. Его больше никогда не будет.