Владислав Крапивин - Рассекающий пенные гребни

“А что выходит? Сам-то ты много понимаешь?”

Но тревоги уже не было. Ушла тревога, и вместо нее – радость ожидания неведомого, этакий праздник души. Оська опять ощутил себя на пороге таинственного “другого пространства”, но теперь в тайне этой не было страха.

А главное – Норик! Норик, Норик…

Оська открыл дверь своим ключом. Бесшумно. Он любил открывать бесшумно, чтобы напугать Анаконду.

На этот раз получился вообще цирк! Оська шагнул в прихожую, когда Анка из ванной спешила в комнату. Был на ней тюрбан из полотенца, а больше… ну, ни лоскуточка.

– А-а-а!! – Она грянулась о дверь и заголосила уже из комнаты: – Хулиган! Я скажу маме!

Оська перепугался. Но лишь на миг. Завопил в захлопнувшуюся дверь:

– Сама такая! Почему я хулиган?!

– Сколько раз говорила: не входи тайком!

– В колокол, что ли, бить?! Я же не знал, что ты гуляешь тут как в бане!

– Бессовестный!..

– Я же еще и бессовестный!.. Да ладно, уймись ты. Подумаешь, не видал я, что ли, голых девиц…

– Что-о?! – Анка, закутанная в мамин халат, возникла на пороге. – Где это ты их видел?.. А-а! Ты после двенадцати смотришь такие передачи! Ну, я точно маме скажу!

– Бестолковое ты чудовище, Анаконда! Как я могу их смотреть, если телевизор на кухне, а вы с мамой сами там до ночи… Я их в другом месте видел. И даже хватался за них всячески и таскал с места на место.

– Я скажу ма… Где таскал?! Зачем?

– У Сильвера, в его музее. Русалку и Наяду передвигали, когда генеральную уборку делали.

– Тьфу на тебя! Они же деревянные!

– А ты хотела, чтоб какие?

– Балда! Это же скульптуры! На них надо смотреть как на произведения искусства…

– А я так и смотрю. А ты как думала? Я и на тебя так же смотрел, хотя ты, конечно, не наяда… Ай! – Это потому, что Анка ухватила его за локоть и дала крепкого шлепка.

– Господи, какое счастье, что Василий Юрьевич приезжает! Уж он-то за тебя возьмется…

Василий Юрьевич был отец.

– Когда приезжает?! Чудовище! Говори немедленно! А то…

– Через пять дней. Пришла радиограмма…

– Анечка! – Оська повис у нее на шее и чуть не уронил. – Я тебя люблю! Я тебя так люблю, больше, чем твой Гайчик!.. Ну ладно, ладно, не больше, а так же!

Он получил еще один шлепок и, радостно сопя, предложил:

– Хочешь, наколдую, чтобы он любил тебя крепче всех до старости? И чтобы скорее получил квартиру! И чтобы у вас было двенадцать детей – розовых, здоровых, как в рекламе о памперсах… Ну, хорошо, не двенадцать. Сколько скажешь, столько и наколдую. А ты мне за это сейчас выстирай юнмаринку. Хорошо? И погладь. А то она где-то с прошлого года перемазанная, мятая валяется.

– Сам ты мятый и перемазанный! Мы с тетей Ритой еще в марте генеральную стирку провернули. Возьми в большом шкафу, на средней полке…

– Анка, я тебя правда люблю, хотя ты и Чудовище!

Юнмаринка пахла… да, летним ветром, честное слово. Она стала чуть покороче, но по-прежнему была просторной. В невесомой этой одежонке Оська ощутил новый приступ радости. Этакую крылатость.

– Анн е т! У тебя есть жетон для автомата?

– Еще и жетон ему…

И все же она принесла жетон.

– Держи, обормот… И еще вот это. Забыл про него, а потом будешь спрашивать.

– Ох… – Это был металлический барабанщик. Оська и правда забыл о нем. Осенью оставил в кармане юнмаринки – и с концом.

– Маленький ты мой, прости меня…

“Может, все зимние невзгоды от того, что я забросил этого ольчика? Конечно, есть шарик, но старых ольчиков забывать нельзя. Как старых друзей… А кроме того, он ведь барабанщик , как Даниэль”.

Нет, солдатик не был похож на Даниэля. Прямой, с барабаном, с крошечным неразличимым лицом. И все-таки, все-таки…

Ноги барабанщика-малыша были теперь без подставки, чуть согнутые, исцарапанные кромками замочной скважины…

– Я тебя вылечу. А пока иди в карман, будем снова вместе…

С автомата у булочной Оська позвонил в редакцию.

– Ховрин! Привет!

– Я работаю.

– А я про работу и звоню! Послушай! Помнишь, ты писал, как Даниэль выбросил медаль? Это по правде было или ты придумал?

– Ну… так сказать, доля авторского воображения. А что? Разве плохая деталь?

– Замечательная! На том бастионе, у рынка, ребята в самом деле нашли такую медаль! Среди камней!

– Ух ты! Можно будет взглянуть?

– Можно!

– Любопытно… Хотя, конечно, это просто совпадение. Мало ли кто из солдат мог ее потерять…

– А может, твое воображение было правильным! Бывает, что сперва воображение, а потом правда!

– Оська, – вдруг сказал Ховрин. – Норик нашелся, да?

Ховрин давно все знал про исчезнувшего Оськиного друга. Но как он догадался сейчас?

– Ты будто сквозь стены видишь…

– Чего там видеть, если ты булькаешь от радости. Приводи его ко мне, познакомимся.

– Ховрин, в редакции есть книга Свода сигналов?

– М-м… не знаю. Посмотрю.

– Посмотри в ней, что значит двухбуквенный сигнал И Эн…

– Именно так? А не Эн И?

– Не-ет! Норик же был на Цепи сверху, надо мной!

– Но ты говорил, что он совсем желтенький, юнмаринка “Кэбек”…

– Это в прошлом году! А сейчас “Индиа”!

– А вы что, и сейчас туда собираетесь? Опять? Голову откручу!

– Да не собираемся мы! Просто… ну, посмотри, ладно?

– А если сигнал… какой-нибудь неподходящий?

– Тогда… лучше скажи, что не нашел книгу.

И Оська поскакал к дому. Летучий, бело-синий, как сигнальный флаг буквы N. Уроков на завтра была куча! Каникулы на носу, а задают на всю катушку!.. Норику хорошо: у них в Федерации уже каникулы, он прилетел сюда шестиклассником, а несчастный Оскар Чалка, все еще в пятом… Но даже эти мысли не испортили настроения.

Царапалось в глубине души другое. Он-то радуется, что Норик нашелся, а у того… Да, и у Норика радость, но за ней каждый миг тревога: “Мама…”

А что Оська мог сделать?

Оказалось, что мог…

Конечно, не одного Оськи была эта затея. Он там даже и не первую роль играл. Это Мамлюча достала катер. Вошла в сговор с каким-то дальним родственником, парнем лет двадцати. Тот, правда, сказал:

– Имейте в виду, в это дело я встревать не буду. К борту доставлю, а дальше вы сами. Там, где оружие, меня нет и нет…

А без оружия было не обойтись.

Оказалось, что Мамлюча и мальчишки в здешних подземельях откопали немало “всякого такого”. Отчистили, привели в порядок. Был даже пулемет с дырчатым кожухом на стволе и похожим на патефонный диск магазином.

И патронов хватало. Причем, они были не тусклые, не зеленые от старости, а новенькие. Как золоченые орехи. Оська при свете фонаря пересыпал их, ронял, и они падали ему на колени, как холодные гирьки…

Снарядили магазины. Мамлюча сунула в карман драных джинсов черные лимонки.