Нина Семушина - Те, которых не бывает [litres]

Он хорошо знал это чувство по снам; он чуял его сквозь проступающие на страницах его книги буквы, он читал его по сжатым во сне губам. Это был страх – тот самый, сокровенный, с которым люди часто встречались во снах; гораздо чаще, чем наяву. Она боялась… э, погодите. Она боялась за него?..

– Ты, конечно, можешь уйти, но как же философия? – храбро поинтересовалась Ася. – Экзамен завтра утром. Мы же договаривались вчера.

«Если ты уйдёшь, я умру, о какой философии вообще могу я думать?» – было написано веснушками на Асином лице.

«Да ведь она же не удивилась, что я ухожу, – вдруг осознал красавец-филолог и герой-любовник. – Она считала, что я не могу не уйти. Вот это я козёл. Вот это я идиот. Д. Дурак!»

– Кто тебе сказал, Энгаус, что я куда-то ухожу? – обворожительно улыбнулся Ян Малинин. – Мы же договаривались встретиться! Но без подкрепления мне философию не одолеть. Я за пирожками с вишней. И кофе.

В этот момент в карманах у обоих запиликали телефоны.

«Тебе нельзя кофе!» – сообщил Асе телефон Игоря Ивановича.

«Ей нельзя кофе», – сообщил Яну телефон брата.

– Или за чаем, – хором изрекли Ян и Ася. Они подняли головы от своих экранов, и их взгляды встретились.

Спустя десять минут они сидели за столиком у окна всё в том же фастфуде, грызли горячие пирожки, запивая их чаем из пакетика, и разговаривали о чём угодно, кроме того, о чём на самом деле хотели. Первым не выдержал Ян. Опустошив очередной стаканчик жидкости, которая, судя по названию, должна была быть чаем «Эрл Грей», но вообще-то воплощала конфликт формы и содержания, он спросил:

– Скажи, пожалуйста, а почему ты меня вчера спрашивала про Барбюса? С чего он вообще всплыл?

– На улице Барбюса больница есть, я там… лечусь. – Ася явно занервничала. – А почему ты спрашиваешь?

– У меня в этой больнице брат работает. – Ян углубился в созерцание того, как по стенке стаканчика ползёт ко дну самая последняя желтоватая капелька. – Удивительное совпадение. Слушай, и всё-таки как ты входишь в читальный зал, не открывая двери?

– А как ты исчезаешь с пустой площади за двадцать секунд? – парировала Ася. Они оба нервно рассмеялись и надолго замолчали.

– Мне надо идти, – сказал наконец Ян. – Работа.

– У тебя философия завтра, – робко начала Ася, но Ян, игнорируя её, встал и начал запихивать в рюкзак учебник, который они достали, но ни разу не открыли. Чёрт возьми, она ведь и правда завтра утром. Но времени-то нет. Утром ещё почитаю, и ладно.

– Да я почти всё знаю, – храбро соврал Ян. – Удачи тебе, Ася. Спасибо, ты мне очень помогла.

– Знаешь – помоги мне. – Ася вскочила и встала у него на пути.

– Да ты сама справишься. Ты знаешь всё гораздо лучше меня… Ты самая лучшая в нашей группе. И вообще, если честно, самая лучшая. – Ян улыбнулся почти по-человечески. Он обогнул Асю и побежал прочь из кафе, по дороге становясь невидимым. Ася схватила его за исчезающий в воздухе рукав и щёлкнула пальцами.

– Я мог бы, наверное, познакомиться со всеми такими, как мы. В нашем городе. Но я никогда особенно не хотел. Когда знаешь, что от тебя зависит чьё-то благополучие, невольно задумываешься: а что, если, например, и то, бьётся ли моё сердце, от кого-то зависит? А вдруг этого кого-то самого инфаркт хватит, что тогда?

Ася положила голову на плечо Яну, но тут же спохватилась и выпрямилась обратно. Они сидели на полу в тёмном читальном зале. На коленях у Яна лежала открытая книга сновидений, но страницы её были чисты. Иногда где-нибудь в углу робко проступала какая-нибудь надпись – и тут же исчезала, как будто кот её языком слизнул.

«Что за дурацкая метафора про кота?» – уже почти не удивлённо подумал Ян, наблюдая за тем, как едва появившиеся буквы «Мкр. Пролетарский, Горный проезд, дом 2, Наталья Андреевна» стыдливо впитываются обратно.

(– Ты чего это, бабуль? – Володя включил свет; ночник в виде смешной совы с добрыми глазами загорелся на тумбочке около кровати. – Ты звала?

«Нормальная метафора», – подумал учёный кот и облизнулся бронзовым языком, думая о молоке, налитом в жестяную консервную банку.)

– Такого вообще никогда не было. – Ян продолжал красными от усталости глазами смотреть на пустую страницу, которая по законам жанра не могла быть пустой. Ася тоже смотрела на неё – слишком напряжённо, чтобы Ян этого не заметил.

– А теперь, Энгаус, давай честно. – Он повернулся к девушке. – Что происходит? Ты что, меня от кого-то спасаешь? Ты что, считаешь, что, если я сейчас отойду от тебя хоть на минуту, что-то случится со мной?

– Может быть, не с тобой, – сказала Ася. – Может быть, от тебя зависит, бьётся ли моё сердце?

– У меня другая способность, я только летать могу. – Ян саркастически улыбнулся, глядя на фонарь за окном.

– Для этого вообще не обязательно иметь способность. – Ася закусила губу. – Для этого вообще ничего не нужно иметь. Нужно просто быть. Даже не обязательно рядом. Ты знаешь, в четырнадцать лет я один раз спасла волшебника, которого никогда не видела, и потом я всё время мечтала, что вот когда-нибудь я его встречу. И мы с ним сможем друг друга понять, открыться друг другу, потому что тот, кто отменяет случайные смерти, наверное, мог бы понять того, кто пишет людям хорошие сны. Тогда я ещё не хотела быть человеком. Я захотела им быть, когда познакомилась с тобой…

– Знаешь что, Энгаус, – медленно, почти по слогам выдавил красавец, филолог и сердцеед, которому его красноречие наконец-то изменило, – я жалею, что единственный сон, который я написал для тебя, был про Гегеля. Я, пожалуй, и правда никуда не пойду и исправлю это сегодня.

– Так это всё-таки ты? Ты нарциссический дурак! Ты, между прочим, сделал там ошибку! В датах! Я проверила! Ты…

Что ещё Ян сделал не так, Ася не стала договаривать. Фонарь за окном мигнул пару раз и тактично погас. Сверкнула молния.

Скорую помощь утром Ася ещё успела вызвать себе сама – будить Яна она не хотела.

Однако Валера, который, чертыхаясь, грузил носилки в машину, был готов поклясться, что тащил их не один. А с чьей-то вполне очевидной, хотя и невидимой помощью.

– Ну, папочка, чтоб к тебе скорей вернуться, – улыбалась до ушей розовощёкая девочка с синими бантиками и закрученными, словно крендели, светлыми косичками, словно вылезшая погулять из советского фильма про октябрят.

Её провожатый, высокий сутулый мужчина в роговых очках на длинном носу, кажется, не разделял этого оптимизма. Несколько судорожный вздох неубедительным землетрясением сотряс согбенные тектонические плиты лопаток.

– А ничего так городок. – Лысоватый мужчина в вельветовом пиджаке, жмурясь на августовском солнце, закурил и ещё раз заглянул в свой железнодорожный билет – очевидно, чтобы вспомнить, как именно называется этот самый городок, в котором у него случилась пересадка по пути в Челябинск. Удачно – как раз хватит, чтобы попить пива и посмотреть на голубей, что клюют пшено на дорожках сквера, которым неожиданно заканчивается людная центральная улица, да на проплывающие по железнодорожной насыпи блёкло-разноцветные, как бусины в видавшем виды браслете, цистерны и вагоны товарных поездов.