Надежда Беленькая - Девочки-колдуньи [litres]

И снова у неё было лицо взрослого, который только притворяется, что он – ребёнок.

Но Кристина не обращала на это внимания.

Потому что всё переменилось. Только что она видела перед собой стену – вот пузырёк от сырости, вот трещинка. И вдруг словно пелена упала с Кристининых глаз. Синяя поверхность отъехала, расширилась, стала объёмной. А пятна, пузыри и царапины сложились в картинку. Озеро, а на берегу – лодка. В лодке рыбак: забросил удочку и ждёт, когда клюнет рыба. А почти вплотную к рыбаку притаилась другая реальность, которая наслаивалась на первую, как это бывает во сне. Высокие дома с острыми крышами. Каминные трубы. Полная луна. А на одной из крыш бок о бок сидят двое: кот и сова!

Кристина не выдержала и вскрикнула:

– Ого!

– Увидела? – нетерпеливо спросила Натка.

– Что?

– Ты их видела? Кота и сову?

– Да, – Кристина застыла в изумлении. – И ты тоже? Ты про них знаешь?

– Конечно. Всю жизнь.

А потом они поднялись на четвёртый этаж, и Натка подошла к двери своей квартиры.

Перед дверью Натка замешкалась. Сняла с плеча рюкзак, вытащила связку ключей. Их было много. Пять или больше. Кроме обыкновенного от входной двери – несколько больших, ржавых и несовременных. Один – Кристина успела заметить – был совсем старый, даже старинный, с тройной головкой, украшенной вензелями. Позвякав связкой, Натка воткнула ключ в замочную скважину и повернула два раза. Они вошли, и дверь захлопнулась у них за спиной.

Перед Кристиной была довольно большая квартира с белыми стенами. Чистая, полупустая, современная. И – совершенно обычная.

– Проходи, – сказала Натка.

Куртку с молниями она повесила на вешалку. Присев на пуфик, стащила с ног кроссовки и надела смешные тапочки с бульдожьими мордами. Эти тапочки продавались в магазинах, но Кристина ни разу не видела, чтобы кто-то их носил как домашнюю обувь. Они были не обувь, а сувенир – такие дарят или получают в подарок.

На один миг Кристине показалось, что Натка в этой квартире тоже гость.

– А это моя комната!

Натка толкнула дверь, и они оказались в комнате – светлой, равнодушно-прибранной.

– Чаю хочешь? – и, не дожидаясь ответа, вышла, прикрыв за собой дверь.

Кристина осталась одна. Она была там, куда ещё час назад даже не мечтала попасть. Комната Натки! Что может рассказать о человеке больше, чем место, где он живёт?

На Наткином столе стопкой лежали тетради. Пластмассовый стаканчик с карандашами и ручками. Ноутбук с погасшим экраном. Над столом на полке стояли книги: англо-русский словарь, «Мифы Древней Греции»…

«Интересно, где она прячет лапку?» – вертелось у Кристины в голове.

На подоконнике, прислонённая к оконному стеклу, стояла фотография в рамке: молодая женщина. Красивая. И печальная, отметила Кристина.

Ничего особенного в комнате не было. Она казалась нежилой. Точнее, необжитой. Будто бы Натка появилась здесь недавно. Или приходила сюда ненадолго. Каждый предмет будто бы твердил: всё хорошо, всё в порядке. Голоса предметов были слишком отчётливы и потому назойливы. На душе у Кристины вновь сделалось неспокойно. А может, подумалось ей, Натка только делает вид, что эта комната ей принадлежит?

Но тут дверь открылась – Натка открыла её ногой, обутой в бульдожку, и вошла, неся на подносе две дымящиеся чашки чая и блюдечко с сушками.

Кристина уселась в кресло, придвинула к себе чай и сделала глоток.

– Как у тебя вообще дела? – Натка откусила сушку. – Что-нибудь интересненькое наколдовала?

– Так, по мелочи, – кивнула Кристина не очень уверенно.

Она не ожидала, что Натка начнёт так сразу.

– Ну и?

– Сначала получалось, а потом перестало.

– Ясное дело, – Натка напихала полный рот сушек и запила чаем. – Это тебе не школьная халява. Отвлёкся – и всё: пропало дело. Колдовать нужно даже во сне.

– Да? А как? – оживилась Кристина.

– Готовых рецептов не существует. Но, если будешь очень стараться, вот прямо очень-очень, тайный мир за дверью тебя заметит и отправит тебе письмо. Только написано оно будет не буквами. И не на бумаге.

– А ты получаешь такие письма? – недоверчиво спросила Кристина.

– Раз в день, как минимум.

– Везёт тебе, – пригорюнилась Кристина.

– Всё приходит с опытом. Между прочим, когда ты шла к моему дому, тебе на пути попалось штук десять колдовских посланий. У нас такой занятный райончик – шагу не ступишь, чтобы не столкнуться с чем-нибудь необычным.

– Что за послания? Можешь хоть намекнуть?

– Конечно. Когда ты подходила к моему дому… Ты прошла мимо магазина… – Натка говорила медленно, заставляя Кристину ещё раз шаг за шагом мысленно проделать весь путь. – Потом повернула за угол… И увидела… Увидела…

Натка сделала паузу, чтобы Кристина увидела.

Кристина, как могла, напрягла память.

– Я ничего не увидела, – призналась она.

– Внимание, подсказка, – Натка щёлкнула пальцами. – Это на стене моего дома.

– Штукатурка? – брякнула Кристина.

– Теплее. Даже горячо. Не штукатурка, а поверх неё.

– Честное слово, не знаю.

– Граффити! – победно объявила Натка.

– Граффити? – Кристина была разочарована. – А что в них особенного?

– Всё особенное. Во-первых, ты хоть раз видела, кто их рисует?

– Рисуют хулиганы, но их я не видела.

Действительно, картинки и каракули на стенах были повсюду: на гаражах, заборах, трансформаторных будках, жилых домах. По части граффити их район далеко обскакал любой другой в Москве – во всяком случае, в пределах Садового кольца. И при этом никто не замечал, как они появляются.

– Видишь ли, – Натка уже допила чай и отодвинула чашку. – Рисовать граффити – дело непростое. Это надо уметь. И потом сама посуди: тратить время, расходовать специальную краску, которая, между прочим, совсем не дешёвая. Рисковать… А зачем? Если это стрит-арт, тут есть логика: художники мечтают, чтобы их картинами все любовались. Но надписи? Это ведь тоже время и риск.

– Не знаю, – Кристина посерьёзнела.

– А вот зачем, – торжественно проговорила Натка. – Эти надписи на стенах, представь себе, – колдовские заклятья!

Кристина глотнула остывшего чая и уставилась на неё.

В этот миг они услышали, как в дверях повернулся ключ. Дверь открылась, и квартира наполнилась чьим-то присутствием.

Лицо у Натки вытянулась, вся она как-то уменьшилась и поблёкла. Подбородок заострился, короткие волосы ощетинились, как у зверька, даже уши оттопырились. Серые, очень взрослые глаза Натки казались равнодушными.