Надежда Беленькая - Девочки-колдуньи [litres]

Светка занервничала: она не ожидала такого мгновенного успеха и была к нему не готова. Что делать с потоком посетителей?

К счастью, мама взяла маленький отпуск и укатила на дачу к тёте Тамаре, дни освободились, и Слава составила Светке расписание приёмов.

Будильник разбудил Кристину в два. Нет, не разбудил: он даже не успел зазвенеть. Но Кристина проснулась – ровно за секунду до звонка. Внизу во дворе светил фонарь. Его жёлтый свет отбрасывал на потолок косой крест – тень оконного переплёта. Луна тоже светила, но её слабое сияние теней не отбрасывало и только нежно серебрило контуры предметов.

Кристина проспала всего три часа, но, как ни странно, чувствовала себя отдохнувшей. Она быстро оделась – трикотажные спортивные штаны, толстовка на молнии с капюшоном на случай ночной прохлады, кепка с козырьком, – вышла из квартиры и замкнула за собой дверь.

Кеды шнуровала при свете лампочки, скупо освещавшей лестничную клетку.

До неё не доносилось ни шороха, ни звука. Голоса, смех, шаги и музыка – всё это пряталось до утра, скрытое запертыми дверями.

В тишине кнопка домофона пропищала почти оглушительно.

Кристина открыла дверь и замерла на пороге.

Перед ней простирался совершенно незнакомый двор. Она никогда раньше не выходила на улицу такой глухой ночью. Окна были темны. Деревья шуршали таинственно и казались выше, а кусты – гуще. Редкие фонари еле-еле справлялись с плотными, непроницаемыми глыбами мрака.

Но было тепло, безветренно.

А ночь была живая.

Ночь не спала.

Сейчас было её время и её царство.

Подул ветерок, чёрная крона тополя тяжело заколыхалась и задышала. Пришли в движение кружевные тени, заметались по асфальту.

Чей-то силуэт на мгновение мелькнул в лучах фонаря – и сразу исчез.

Кристина прислушалась: позади, где-то в тени их дома, утешительно и нежно стрекотал сверчок. «Всё будет хорошо… всё будет хорошо…» – обещала его песня.

«Всё будет хорошо», – шептала, подбадривая себя, Кристина.

Она сошла со ступенек и быстрым шагом пересекла двор.

Качели, скамейки – всё жило новой, призрачной жизнью предметов, просыпающихся в ночное время. Все они смотрели на Кристину подозрительно. Она прошла мимо девятиэтажки, мимо стоянки. Вышла в переулок. Здесь было ещё темнее, но так же тихо и пусто. Где-то ближе к Садовому кольцу послышались торопливые шаги, и на всякий случай Кристина юркнула в тень деревьев. В их непроглядной чаще она чувствовала себя безопаснее, чем на освещённом тротуаре. Внутри, под ветками, мрак был не таким чёрным, каким выглядел снаружи. Кристина быстро приспособилась к темноте и видела очень даже неплохо. Ночной город больше не казался ей пугающим и чужим.

Она с опаской покосилась на Институт мозга. И правда: настоящий готический замок! В холодном свете полной луны он казался страшным. Кристина вспомнила истории про спрятанные в его подвале банки с мозгами. Лучше гнать от себя такие мысли.

Некоторое время Кристина шла по переулку, прячась в тени, затем снова свернула в дышащий сумрак жилого района.

Вот и Воронцово поле. Только бы не заблудиться – даже при свете дня она плохо ориентировалась в собственном районе. А вот и знакомый дом. На семь этажей – три освещённых окна: оранжевое, жёлтое, красное. Кристина повернула ещё раз. Торец дома был подсвечен тусклым фонарём. Ветви деревьев шевелились от ночного ветерка, и стена казалась подвижной. Граффити были на месте. Пять нечитаемых чёрных узоров. И шестой – свежий, недорисованный – чуть ниже.

Но тут сердце Кристины замерло.

Почти вплотную к стене копошилась какая-то фигура. Со своего места Кристина не могла понять, кто это – мужчина, женщина или подросток.

Кристина осторожно двинулась вперёд.

Фигура замерла, не оборачиваясь. И тень её на стене дома замерла тоже.

– Добрый вечер, – произнесла Кристина, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Глупо, конечно: какой вечер? Ночь на дворе.

Но не скажешь же – доброй ночи? Доброй ночи – не приветствие, а прощание и пожелание.

Фигура напряжённо молчала, и Кристина сообразила, что она сама – в капюшоне, надвинутом на кепку с торчащим козырьком, – выглядит довольно-таки подозрительно.

– Вам чего? – наконец раздалось в ответ.

У фигуры был хрипловатый голос подростка, и Кристина с облегчением вздохнула.

– Не сердись, пожалуйста, я только хотела спросить, – Кристина откинула капюшон. – Это ведь ты рисуешь закорючки на стенах? То есть иероглифы.

– Ну, я…

– А зачем? Мне очень нужно знать, зачем ты это делаешь.

– Делаю – значит, надо, – огрызнулся парень.

– Кому надо? Прости, это очень важно.

Видимо, было что-то такое в звенящем от волнения голосе Кристины, что парень покосился на неё и ответил:

– Городу надо.

– Городу?!

– Типа того. Всему городу и всем людям. А если увеличить масштаб, то всей Земле.

Кристина молчала.

– Кстати, мы не познакомились, – добавил парень, видимо, решив, что девчонке можно доверять. – Меня зовут Шаман.

– А меня Кристина. Очень приятно.

Она сделала ещё один осторожный шаг вперед.

– Объясни мне, пожалуйста, – начала она. – Мне это правда нужно. Вот эти граффити на домах и заборах. Они… очень странные. Я заметила, что они чем-то похожи: линии, закорючки повторяются. Это же послание, верно? Письмо, да? Но что в этом письме, что всё это означает? И зачем ты выходишь по ночам? Разве ты не рискуешь?

– Рискую, – голос Шамана снова стал угрюмым и хриплым, будто спросонок. – Но выхода нет. Этот город нужно срочно спасать, а то он сдохнет. Ему нужна магия.

– Магия? Как это? – быстро спросила Кристина.

– А так. Все эти улучшения, которые сейчас делают, – как их, модернизация – это же всё не просто так. Не безобидно и не безнаказанно. В городе обязательно должны быть и пустыри, и лохматые лесочки. И разрушки с бродячими котами. Без них не прожить. Разравнивая и улучшая всё вокруг, они каждый раз откусывают по кусочку от души города. Понимаешь?

– Понимаю, – кивнула Кристина.

– Ну и молодец. Душу города вот-вот растащат без остатка. А граффити хоть как-то её спасают. Такая история.

История звучала сумбурно и довольно диковато, но Кристина, как ни странно, всё поняла.

– Это ты и называешь – магия? – спросила она.