Анка Штурм - Тайна пропавшего ученика [litres]

Гарабина ответила что-то похожее на «больший бюджет». И прозвучало это скорее не приветливо, а требовательно.

Флинн быстро взглянула на Пегс и Касима.

– Багет? – одними губами спросила Пегс. – Это она про французский хлеб с хрустящей корочкой?

– Бюджет, – поправила её Флинн и перевела: – Она говорит про деньги. Хочет, чтобы ей дали больше.

Лицо Пегс приняло удивлённое выражение.

Они приникли ухом к толстому оконному стеклу. Несколько раз оглянувшись по сторонам, мадам Флорет прошипела:

– Вам известно, что школа не выделяет деньги на то, что однозначно нарушает её законы.

Касим и Пегс мгновенно подняли головы. Вид у них был обеспокоенный.

– Так в этом же заинтересована вовсе не школа, – отрезала Гарабина, протягивая руку.

Мадам Флорет несколько секунд поколебалась, а затем вытащила из кармана брючного костюма две зелёные купюры и сунула их в протянутую руку Гарабины. – Это и на ту дополнительную работу, за которую вы берётесь, – сказала она.

Флинн не верила своим глазам.

Гарабина, высоко подняв брови, взглянула на кондукторшу.

– А за риск? – спросила она, не убирая руки.

На перрон слетелись вороны, словно, увидев её вытянутую руку, решили, что она собирается их кормить. Гарабина, взвизгнув, попыталась отогнать птиц, и они с карканьем опустились на информационные табло и крышу Всемирного экспресса.

Мадам Флорет сочла, что это уже слишком:

– Идите, Гарабина! И спрячьте деньги, пока Даниэль не увидел.

– Даниэль всё видит – и ничего не замечает, – возразила Гарабина, сложила купюры и засунула их в карман брюк так небрежно, что Флинн от ярости стало плохо. Как же можно относиться к такой куче денег как к чему-то само собой разумеющемуся?!

– Теперь, наверное, она купит себе туфли на ещё более высоких каблучищах! – раздражённо воскликнула она.

– Боюсь, она купит себе что-нибудь куда более опасное, – пробормотал Касим, и тут стук в дверь заставил их всех резко обернуться.

В коридоре кухонного вагона, глядя на них через окошко откатной двери, стоял Фёдор.

– Просто фантастика, – вздохнул Касим. – Кочегару явно поручили проконтролировать, чтобы мы действительно отдраили каждую из ста семидесяти четырёх тарелок. По два раза!

Флинн нахмурилась.

– Из ста семидесяти пяти, – тихо уточнила она по дороге к двери. – И его зовут Фёдор, а не кочегар.

Увидев Фёдора после вчерашнего вечера, Флинн разволновалась. Из-за чего-то, чего она не могла объяснить словами. Но это что-то заставляло её сердце трепетать так быстро, как порхали буквы на оконных рамах.

Она открыла дверь:

– Привет, Фёдор!

– Привет, – сказал тот – один раз мягко, обращаясь к Флинн, а потом более сдержанно – Пегс и Касиму.

Флинн скрестила руки на груди.

– Если собираешься флиртовать с Флинн, пожалуйста, займись этим за дверью, – скорчил гримасу Касим.

Лицо Фёдора помрачнело:

– В отличие от тебя у меня хотя бы есть с кем флиртовать.

Флинн, не сводя с него глаз, подумала: он этого не отрицает. Он. Этого. Не. Отрицает!

– У меня тоже, – заявил Касим, оглянувшись на Пегс.

– И не надейся, – насмешливо возразила та, хлестнув его кухонным полотенцем.

Флинн выскользнула из кухни в коридор и закрыла за собой дверь. Тишина в поезде давила ей на уши.

– Ну, что стряслось? – Её злила разраставшаяся в душе неуверенность. Внезапно ужасно захотелось его прогнать.

Фёдор, пристально взглянув на неё, сказал:

– Сегодня вечером я закончу пораньше, около десяти. Из-за Йонте. Ты же хотела поискать его билет среди билетов павлинов, так?

– И что? – спросила Флинн и тут же прикусила язык, осознав, c каким раздражением это сказано. Она поспешила изобразить лёгкую извиняющуюся улыбку, но по растерянному взгляду Фёдора поняла, что улыбка скорее походила на оскал. Она чувствовала себя ужасно и не знала, как всё изменить.

– И что? – повторил за ней Фёдор. – Как «и что»? Если ты будешь ходить по поезду до десяти, у тебя не возникнет никаких осложнений. Я думал, мы пойдём вместе.

Флинн опустила руки. Он был прав. Он был прав – и чудесно, что он хочет помочь ей в поисках Йонте. Не было никакой причины вести себя с ним так по-дурацки.

– Ладно, – сказала Флинн. – Я только сообщу сейчас Пегс и Касиму и… Что такое?

Фёдор посмотрел на неё с упрёком.

– Я не из их круга, – сказал он с мрачной гордостью. – И ты тоже. Послушай, Флинн, у тебя нет билета.

– Не надо мне постоянно об этом напоминать! – прошипела Флинн. Её начинала доставать манера Фёдора отравлять ей радость от жизни в поезде.

Фёдор молчал, вздёрнув подбородок. Между ними внезапно возникло такое же неприятное напряжение, как вчера вечером в купе Пегс.

Флинн вздохнула.

– Пожалуйста, скажи, что ты всё равно придёшь! Встретимся около десяти. В комнате отдыха. – В конце концов, там встречаются все ученики, и разминуться в этом единственном просторном помещении без купе просто невозможно.

– Ты имеешь в виду вагон отдыха для павлинов , – уточнил Фёдор. – Туда я точно не пойду. Павлины презирают меня. Я для них всего лишь кочегар. Тот, у кого всегда на лице копоть и кто не умеет себя вести.

Флинн наморщила лоб. Она не знала что и думать. С одной стороны, Фёдор, казалось, гордился своей работой, с другой – его явно коробило, что из-за неё он не такой, как все остальные. Но быть павлином он тоже не хотел. Так в чём же проблема? Чего он хочет?

– Дело твоё, – расплывчато ответила Флинн. – Тогда до вечера. Ты ведь придёшь, да?

Фёдор что-то пробурчал себе под нос, и, пока он не сказал что-нибудь резкое, Флинн быстренько проскользнула на кухню.

За время, пока предполуденное солнце путешествовало над сверкающим полукругом из стали и стекла, раскаляя зал прибытия под ним, Флинн насчитала, по её ощущениям, не меньше ста семидесяти пяти встреч. Люди передавали друг другу цветы, обнимались, целовались, дети так необузданно скакали от радости, что Флинн чувствовала себя какой-то старой. Когда же она вышла из того возраста, в котором так сильно радуются при встрече с матерью?

– Буэээ! – изобразил рвотный рефлекс Касим, отмывая особенно грязную тарелку. – Эта точно после Гарабины. Она выблевала последние остатки мозгов.

Флинн, смеясь, взяла у него тарелку. Натирая её, она наблюдала за нищим на другом перроне. Отвратительный внутренний голос нашёптывал ей: « Может быть, с Йонте случилось несчастье и он теперь тоже вынужден так жить» . Эта мысль прожгла ей душу ядовитой кислотой.

С мыльной пеной на руках Касим встал рядом с ней у окна и вздохнул:

– Я всё время спрашиваю себя: почему все богатые не могут помочь этим нищим?

Пегс в это время отмывала большую супницу. Не поворачиваясь к ним, она сказала: