Адита Сигорян - Между Солнцем и Плутоном

Та поглядела с изумлением на него.

— Ого, — рассмеялась она — С каких это пор, гелионцы у нас беспокоятся о меркурианцах?

Мальчик смутился, при виде этой ехидной улыбки в её глазах.

— Чтобы ты знал, — продолжила Аня — Мы кружим по ветру так же, как вы ворочаетесь в постели. И мне ничего не стоит, с воздушными потоками до берега долететь. Я большая девочка!

— Попробуй, — вздохнул Пароний — А я, пока разыщу родителей, и остальных пассажиров.

Сказав это, он спустился с крыла «Тандема», и поспешил к дверям в смежный отсек, а Аня, приняв песочную форму, просочилась в щель лифта, чтобы высыпаться из корабля.

— Как ты откроешь дверь? — спросила Парония гелионка, стоявшая у самой двери — Мы заперты, все отсеки на корабле открываются и запираются экипажем с помощью специальных браслетов.

— Таких? — улыбнулся тот, показав ей браслет на своём запястье.

— Разведка, — поняла девушка, подняв забрало и присмотревшись — Так ты к любой двери на флоте имеешь доступ.

— Да, а вот доступа к моему браслету, нет ни у кого, — добавил к этому мальчик.

— Конечно, он настроен лишь на твои биотоки, — улыбнулась та — Это же мы их такими создали.

— Тогда понятно, почему император счёл, что вы опасные люди! — рассмеялся Пароний, поднеся руку к двери, которая сразу же поднялась перед ним.

Он довольно скоро добрался в нужный отсек, хоть тот находился достаточно далеко. Но, учитывая размеры судна, это было не самая удалённая его часть. Всего какие-то три километра пути по пустым пассажирским и грузовым отсекам. Пароний преодолел их бегом и скачками, несмотря на то, что под ноги ему то и дело попадались роботы, устранявшие повреждения в уцелевших отсеках, как будто это имело какой-то смысл.

Оказавшись, наконец, перед нужной дверью, Пароний остановился, восстанавливая дыхание, и поглядел на браслет. Вероятно, сердце так быстро билось у него не только от долгого непрерывного бега. На мгновение он представил презрительный взгляд отца, и печальные глаза матери, полные разочарования. С чего начать, в этом случае, чтобы они не оборвали его на первом же слове? Ему неожиданно вспомнились слова Ани: «Верь в них!», «Я уверена, они живы». Но в ответ на это, могло прозвучать: «Только ты для нас теперь мёртв».

Как мучительно больно было даже помыслить об этом! И как же он сильно жалел о том, что не заглянул тогда домой, на пути к Паштару, хотя бы просто обнять их в последний раз, прежде чем они его возненавидят.

— Нет, — собрался с духом Пароний, и решительно поглядел на дверь отсека перед собой — Не важно, что они скажут, или сделают мне. Даже не важно, что они обо мне думают! Родительские чувства к детям всё равно этим не убьёшь, ничто не может угасить их, до самой смерти, и после!

Пересилив себя, он вытянул руку, и дверь перед ним разошлась. Поклявшись себе твёрдо верить в любовь родителей, что бы ни случилось, Пароний вошёл в отсек, уловив на себе три десятка взглядов сквозь тёмные стёкла, скрывавшие под собой лица его собратьев. Но двое из них, сразу же подняли забрала, и направились прямо к нему, узнав сына.

— Пароний, что ты тут делаешь? — с тревогой и изумлением спросила у него мать — Что на тебе за одежда? И как ты тут оказался?

— Ты что, на своём «Митрушке», догнал «Месектет»? — рассмеялся отец, и ударил ладонями в плечи мальчика — Вот, молодёжь пошла! Уже на водородном топливе, напрямик, сквозь своды летают!

— Нам… Нужно поговорить, — произнёс Пароний, поглядев в его радостные глаза.

Взгляд Лучера сразу сделался таким же серьёзным.

— Ты прав, нужно, — согласился он с сыном — И есть о чём.

Тем временем, Аня уже была на краю той самой пробоины, через которую они пробрались на корабль, и песочным дождём просыпалась с неё на потоки ветра. Держась в воздушных слоях, она легко завернула по ближайшему вихревому потоку к берегу, и перенеслась с него на другой пониже, который унёс её прямо на континент, к какому-то городу.

«Проще простого!» — размышляла она в своём бесшумном полёте — «Вот только бы получилось ещё и собраться, когда окажусь внизу…»

Она решила не временить с этим, и заранее начала созывать понемногу свои песчинки. С высоты около восьми метров, она упала в плотной форме на сиреневый асфальт дорожного полотна одной из городских улиц.

— Аа-й, — протянула она, ушибив колено — Всё-таки, ненавижу, когда приходится делать так.

Но ничего другого ей не оставалось. Поднявшись, Аня отправилась на поиски местных жителей, попутно примеряя на своём теле наряды из чешуи, кольцевидных пластин, шипов, перьев, вместо одежды, оставшейся на борту корабля.

Лучер рассказал сыну о том, как его друг, доцент кафедры фаунетики, Протор, открыл ему глаза на то, во что верилось поначалу с трудом. Признался, что первое время не мог даже спать, после того, как узнал об этом.

— Чьи приказы я всё это время исполнял, — поражался он — Орудием чьей воли я был! Чьим служил интересам! Но ты… Пароний, тебе, в таком юном возрасте, достало храбрости ослушаться приказа самого адмирала флота! Я всегда знал, что у меня умный и благородный сын, а не бездумный исполнитель, не марионетка режима. Ты и представить не можешь, как я тобой горжусь.

— Мы оба гордимся, — поддержала супруга Зноя, присев на корточки перед сыном.

Пароний был рад это слышать, но всё равно ничего не понимал.

— Почему же тогда, — спросил он, и тут же осёкся на слове — Зачем ты… Ведь адмирал Жаргор показал мне запись, на которой вы …

Лучер, догадавшись обо всём по его недоумённому лицу, громко расхохотался.

— Ты поверил Жаргору? — смеялся он — Должно быть, видел, как громят комнату, в которой ты рос, и сжигают твои награды? Представляю, как он тебе это обрисовал!

— Да, но… — ещё больше растерялся мальчик.

— Слушай, как было дело, — с улыбкой объяснила ему мать — К нам пришли ночью, после экстренного выпуска новостей с Паштара. Стали требовать, все наши и твои документы. Я тотчас бросила их в огонь. А когда начали спрашивать о твоих вещах, я решила, что речь идёт о твоей одежде. Мало ли, что могло быть у тебя там в карманах, и под подкладом… Поэтому, я просто взяла твою парадную форму, и уничтожила, вместе с твоими наградными знаками и со всем остальным, что было на твоей полке. Наша домашняя камера запечатлела этот момент, но тогда я о ней напрочь забыла. Когда же они вошли в твою комнату, чтобы изъять запись с камеры, я сказала, что мне будет стыдно, если они что-то на ней найдут.

Пароний мало что понял, но понял главное: мать защищала его, а Жаргор всё переврал.

— А затем вошёл я, — продолжил за ней отец — Проводившие обыск трое мужчин, которых я видел впервые, уже перевернули там всё, и начали требовать, чтобы я отдал им вещь, с которой ты обычно не расставался.