Алла Вологжанина - Острова Луны

Новый воспитательный знак так же хлестко «опоясал» девочку, только повыше груди, почти под мышками. Куртка не защищала. Строго говоря, она разлетелась на полосы под такими ударами. Боль была саднящей, словно с девочки содрали тонкие полосочки кожи. Слезы хлынули из глаз, такие злые и горючие, что веки, кажется, зашипели раскаленными сковородками. Но она стиснула зубы. Не плачь, а злись. Злость поможет выжить. А еще больше помогает выживать мысль о том, что в Трилунье остался Митька, а на земле ждет Арноха. Ее некровные, но совершенно родные люди-твари. Гораздо меньше «твари», в земном, ругательном значении, чем иные, так сказать, «люди».

Так знаккер Радов и гнал ее до самого выхода с тропы. Она шагала, как робот, четко печатая шаги, вспоминая маршрут коридором через деревья. Ловя краем зрения, запоминая всеми краями и центром памяти знаки, которые творил отец. И вынашивая решение – Евгений не получит карту. Ни черта он не получит. Даже если ей это обойдется очень, очень дорого.

– Ничего себе, – сказал Арно, когда она закончила рассказ. – Нет, я понимал, конечно, что там все плохо. Да, с г-го-головами в том числе. Но чтобы на-настолько…

– Плохо не то, что там с головами плохо, – сказала Карина, – а то, что от этого будет плохо сначала Митьке, а потом Трилунью. А потом Земле, потому что… сам посуди, если омертвеет все Трилунье, но никто не откроет тропу, то куда поползет омертвение? В Межмирье. А потом? На Землю? А пока местные детеныши сообразят, что к чему? А когда сообразят, то куда им тропу открывать? В омертвелое межпространство? – Руки сами собой запустились в волосы и чуть пару клоков не выдрали. – О-о-о, мрак-черт, что за дерьмо-то?! Я опять как дура. Не знаю, что делать, но что-то делать надо, не оставлять же как есть…

Арноха смотрел на нее расширившимися глазами.

– Карин, – выдавил вдруг он, – так тебе же больно. Я помню, как ты лежала после в-в-воспитательного знака Клары. А сколько тебе твой отец впе-впечатал?

– Да не, – Карина отмахнулась и решила, не теряя времени, найти куртку, – было больно, даже очень. Но потом я, пока сидела в кухне и плиту прогревала, попробовала знаки творить. Они вернулись, все как один. Вернее, я не прямо все-все-все опробовала, а так, вперемешку, что вспомнила. Ну и, как смогла, запустила инверсара…

Арно встрепенулся.

– Инверсара какого процесса? – спросил он.

Карина задумалась. Не совсем правильно Арношечка вопрос поставил. Об этом она и сообщила другу.

– Я как бы… вспомнила воспитательный знак, начертила ритуальный… словесного-то не видела даже никогда. И как бы… вживила, что ли… в него инверсара.

– А так можно? – удивился тот.

– А я знаю? – развела Карина руками. – Если нельзя, то кто возьмет и запретит? Я бы глянула на такого смелого. Терять лично мне вообще нечего… Специальных знаков типа кмад-инверсара, я не встречала, жаль, у Рудо не спросила во Втором городе. Но воздействие знака – тоже процесс. Вот я и попробовала воспитательный развернуть. И получилось.

Арноха задумался. Уселся прямо на коврик возле кресла и запустил руки в глубину половицы.

– Знаешь, я у-ур-урод какой-то, – признался он.

У Карины немного челюсть отвисла.

– Интересное замечание, – сказала она, – главное, очень вовремя и к месту. А почему? В смысле, с чего ты взял, что ты – урод?

– Потому что ты в беде, Закар в беде, Рудо вообще нет больше, а я все равно думаю о своем.

Карина отыскала куртку. Как предыдущая – типа пуховика, но короткая, совсем спортивная, темно-серого цвета. Больше зимней верхней одежды не наблюдалось. Оно и логично – не бесконечный же запас требуется нормальному человеку и даже нормальному оборотню, ведущему более-менее нормальную жизнь.

– Арнох, ты не дури, – строго сказала она. Не соглашаться с Резановым было непривычно, но что поделать. – От того, что ты перед лицом смерти, прости за пафос, все равно думаешь о жизни, да еще всегда готов за нее биться, уродом ты не становишься. Даже совсем наоборот. А «о своем» это вообще о чем? Отец, да?

– Угу, – кивнул Арно, – и Люся еще.

О! Точно! Карина бросила куртку на кресло, едва не задев Арноху.

– Слушай, а ты в этом палаццо Абеляр, где мы с Рудо в символик играли, говорил про Люську, ну, что влюбился-развлюбился?

Резанов покраснел, уткнулся взглядом в пол. Но когда снова поднял глаза на подругу, в левом глазу заиграла привычная искорка – добрая и насмешливая.

– В-в-вообще-то… да. В смысле, нет. То есть не совсем, – «исчерпывающе» объяснил он.

Ну-ну. Карина посмотрела на парня так, чтобы он понял, что за «А» должно следовать «Б». И Арно, конечно же, понял.

– Я с-сам не знаю, вл-влюблен я в нее или нет, – признался он. – Скорее нет, чем да. То есть сначала она мне очень понравилась. Я даже подумал, что ну его, поиск оборотня, буду в школу ходить, с такой девчонкой красивой встречаться. Фу, з-зву-звучит отвратительно.

– Ничего не отвратительно. Ты к тому же заикаться меньше стал, – подбодрила как смогла Карина, – не отвлекайся от главного, от любви то есть…

Резанов снова заалел, как цветок шиповника на заре. Ну все, попал Арношечка. Теперь, когда актуальный кошмар с зарвавшимися символьерами и Митькой в плену закончится (а он закончится, даже если по швам треснуть придется!), можно будет дразнить друга всей этой любовной лирикой. Дразнить и смотреть, как он офигительно прекрасно краснеет. Золотой мальчик, сын богатенького папочки, а сам стесняшка-стесняшка. Надо же!

– Я в нее почти влюбился, а потом ты явилась в «Блины-оладушки», и я влюбился уже в тебя, – скороговоркой выпалил Арно. И так же торопливо добавил: – Но тоже ненадолго. Ты оказалась почти совсем свой парень, а я парней ну вот никак…

Карина прыснула, не удержалась. И вновь постаралась вчувствоваться в момент бытия – даже в самом кошмарном кошмаре надо найти пару минут и поговорить о любви и влюбленностях с другом. Это… греет и дает силы на сворачивание гор, пригорков и астероидов заодно.

– Вот, блин, спасибо, Арно Резанов, – сказала она сквозь смех, – если тебе от этого приятно станет, то я тоже сознаюсь, что сама в тебя ненадолго влюбилась. Еще с нашего первого свидания, ну, того, случайного на помойке. Аж дней на пять, наверное! Еще очень переживала, что ты не спросил, как меня зовут.

– Ух ты! – искренне обрадовался Арно. – Вот так дела. А потом мы что, остались друзьями, что ли? Собака, ты мне надоела, давай ты будешь мне котом?

– Волчара, ты мне надоела, давай тебе я буду львом, – перефразировала Карина. – Криво, зато точно, ага. Не-е-е, мы не «остались», мы «стали друзьями». А момент влюбленности, то есть как бы воспоминание о влюбленности, пусть присутствует, круто ведь. Вот заведем себе, я – парня, а ты, так и быть, девушку… пусть ревнуют, не расслабляются! Но ты, это, сам не расслабляйся, давай про Люську дальше.