Алла Вологжанина - Острова Луны

Карина поняла, что ее глаза застилает алая пелена.

– Мир спасать?! – заорала она. – Да плевала я! Мне сейчас не мир, мне ЕГО надо спасать. Это важнее!!! Тьфу! Какой мир, если…

Слова закончились. Вернее, слова были, да все не те.

Наверное, просто время слов закончилось.

Внутренняя луна Митьки таяла.

Митька умирал.

А значит, какая разница, что ей терять?

И Карина не глядя погрузила руку в то место, где в ее понимании должна была быть грудь Митьки.

А вторую руку – в свою.

Боль была такая, что непроглядная ночь на секунду показалась белой, как вспышка молнии. «Подрастешь, и будет легче», – говорил отец о боли при обращении. Куда той боли до этой.

Зато она оказалась теплой, эта внутренняя луна. Доверчиво качнулась в ладонь, как пушистый клубочек. Готовая греть и…

И запускать ход жизни. Вновь и вновь.

Жмурясь и гадко подвывая от боли и ужаса, Карина рванула обе внутренние луны. И поменяла руки.

Ее внутренняя луна оказалась в груди Митьки.

А в ее груди – его луна.

– Нет!..

Кто кричит? Ах, Диймар Шепот… Ну что ж, кричи не кричи, лимит «нетушек» на сегодня исчерпан.

Она с удовольствием наблюдала, как к Митьке возвращается его обычный облик. Как сквозь него на миг проступает белый волк, а потом снова возвращается человек. Еще секунда, и изображение поплыло перед глазами.

Все поплыло. Жизнь уходила. Исчезающая, умирающая внутренняя луна не могла ее поддержать. К тому же рывок прошел не совсем гладко. С повисшей, как плеть, руки девочки капала кровь.

И песок жадно поглощал ее.

– Карина-а-а-а! – Митька заорал так страшно, что она на секунду испугалась, а потом обрадовалась. Ведь так кричать могут только совершенно живые люди.

Живые.

Он будет жить.

Вот и все.

Митька орал что-то еще, как, собственно, и Диймар.

Белый волк тряс ее за плечи, но, кажется, бесполезно.

Жизнь утекала вместе с кровью. Кровь пролилась из груди, еще сочилась между ребер, хоть и капала с пальцев.

Вот только песок впитывал кровь не с одной лишь жадностью, но также с благодарностью.

И вдруг…

Что-то вздохнуло там, на дне колодца, теперь скрытого под толщей песка. В груди стало горячо. Или это в ее груди вздохнуло? Из земли, наплевав на осыпавшиеся стены, пробился луч света. Он устремился в небо, туда, где за облаками была драконья луна. Такая странная, овальной формы.

И еще один луч то ли вылетел из груди Карины, то ли стрелой вонзился в нее. Это было не важно.

Важно, что там, где еще не погасла внутренняя луна, раздался треск.

И проснулся дракон.

Это было совсем не больно, но так… по-настоящему, что Карина попросту не знала, что предпринять. А что тут сделаешь, если внутри тебя потягивается и зевает самый настоящий дракон, только маленький? Хоть изводись, что их не бывает, – он уже есть.

– Больше не исчезаешь, – сказал Митька. – Ты живая. Ты… НЕНОРМАЛЬНАЯ, что ты вытворяешь?!

Он схватил ее за плечи – нормальные, худые и крепкие плечи живого человека – и тряс, как грушу.

– Больше никогда так не делай! – прокричал он. И закусил губу, как делал всегда. – Я тебя люблю!

– А я… – Карина чуть не задохнулась от нахлынувших чувств и вообще от остроты бытия. – Я ничего не знаю о любви. Но ты жив, а значит, я тоже. Ой!

На этом «ой» она исчезла. Вместо нее на руку Митьки спланировал дракон. Вернее, дракончик. Едва ли крупнее ладони, с пухлыми бочками крошечного детеныша, белой чешуей и сиреневым гребешком («гребнем» это можно было назвать разве что смеха ради) на макушке. Крылышки тоже были сиреневыми, крошечными, но достаточно сильными, чтобы не дать крохе упасть в первую же секунду полета.

– Ай! – И Карина появилась снова. – Что тут на фиг происходит?!

– Не знаю, – синхронно уронили челюсти Диймар и Митька.

– Кажется, я знаю, – раздался новый и старый в то же время голос.

– Мастер?! – обалдело спросила Карина, оглядывая невесть откуда взявшегося человека в комбинезоне и маске.

– Он самый. – Тот слегка поклонился.

За его спиной приземлился громадный бело-лиловый дракон. Он фыркнул на набежавшую волну и стал Рахассой.

– Собирайся скорее! – воскликнул он. – Мы с учителем все тебе покажем!

– Куда собираться? – Карина подумала, что лимит офонарения вот-вот закончится, и что тогда? – Мастер, я так и думала, что вы – дракон. Может, теперь маску снимете?

– Увы, – развел тот руками, – я такой древний дракон, что даже в человеческом теле не могу держаться в одном пространстве. Я все время пропадаю и появляюсь. Такое мельтешение не даст рассмотреть мои черты, но головную боль обеспечит. Впрочем, не волнуйся. Тебя от такого состояния отделяет пара тысячелетий. Почти вечность. Атам, глядишь, что-нибудь придумаешь.

– Э-э-э, нет. Вы мне зубы не заговаривайте. Что произошло и куда собираться? – Карина начала сердиться.

– Ты стала драконом, девочка, – спокойно и немного вкрадчиво ответил Мастер. – Познала все, что только можно было познать для полной потери собственной души. Но ты ее сохранила.

– Но я же… я не собиралась спасать мир. Мне вообще было не до него.

– Вы по-прежнему ничего не поняли. Знаете, что такое Острова луны? Это люди. Со своей жизнью и смертью. С драконом, который может проснуться в каждом. Иногда спасая всего одну-единственную жизнь, ты спасаешь мир. Тебе достало сил поставить чужую жизнь выше своей. При этом в драконы ты не метила. Высоких целей не ставила. Собой не любовалась. Просто и честно отдала свою жизнь за не свою. И твой дракон проснулся. Пора в путь.

– Куда?!

Мастер покачал головой. Карина поняла, что под маской он улыбается. А раз он все время «мелькает» во множестве обитаемых миров, то и улыбается он сразу всем этим измерениям.

– Сначала облетим все Трилунье. Тут столько омертвений, на которые тебе надо дышать, что и не пересчитаешь…

– А Митька? На него дышать не надо?

Мастер снова покачал головой:

– Не надо. Он же не омертвелое пространство. Дыхание дракона не помогает умирающим, это миф. А вот пересадка внутренней луны – да. Если «донорскую» отдают без тени сомнений.

– Хорошо, но вы сказали «сначала»… а куда потом?

Рахасса заулыбался. Оказывается, он очень хорошо умел это делать.

– Тебе надо научиться быть драконом, – сказал он, – а в этом витке пространства такому не учат. Тут и луны-то всего четыре.

– Не отпущу, – сказал Митька. Он положил руки на плечи Карины и сжимал.

– Отпустишь, – сказал ему Мастер. – Но, может быть, когда-нибудь она вернется. Если вспомнит дорогу.

– Я люблю тебя… – безнадежно сказал Митька Карине, не обращая больше внимания на остальных.

– Я по-прежнему ничего не знаю о любви, – ответила она, понимая, что ее охватывает отчаяние, но странное. Смешанное с чем-то иным, светлым и радостным. – Но дорогу я вспомню. Я, мрак побери, обещаю, что вернусь!