Питер Грю - Письма на чердак [litres]

– Куда ты? – Подсолнух поплелась следом, глядя на цепочку следов, которые оставляла подруга.

Водянистый Лес был светлым и лёгким, словно городской парк. Ветви на стволах деревьев росли высоко, напоминая купола зонтов. Уютно спрятаться особо было негде. Но Художница приметила сломанное дерево и залезла под рогатину повреждённого ствола, словно в прозрачный шалаш. Девочка свернулась на снегу, подтолкнув под себя края волшебного одеяла, и затихла.

Подсолнух тоже устала. Она пристроилась рядом и сразу уснула, не в силах больше бороться с этим тяжёлым днём.

Проснулась она, когда небо стало уже фиолетовым, а вокруг сновали разноцветные светлячки. Художница смотрела на неё золотистыми глазами.

– Выспалась?

Подсолнух потянулась.

– Да. А теперь мне пора в Задорожье – проверить, что творится у тебя дома.

Художница не ответила. Подсолнух показалось это странным. Она робко спросила:

– Ты ведь понимаешь, что я ничего не смогу передать твоей маме?

Художница кивнула.

– Тогда я пошла? А ты жди меня здесь.

– Я никуда не денусь, – глухо сказала Художница из-под одеяла, в которое замоталась по самые глаза.

Подсолнух полетела к Дороге.

Вот уж влипла так влипла. Но если бы она попала в беду в Задорожье, её решительная подруга не стала бы рассуждать о собственном удобстве. Так что и ей придётся потерпеть.

В квартире Художницы ничего не изменилось, и её мама, кажется, в ней не появлялась. Постели были заправлены, на кухне не пахло едой, а растения на подоконнике поникли. Жёлтый ловец одиноко покачивался, напоминая о времени, когда всё было на своих местах, а дружить казалось легко и весело.

Подсолнух не стала задерживаться, нырнула в ловец и вернулась к подруге.

– Ну что? – спросила Художница.

– Твоей мамы тоже нет. В квартире пусто.

– Хм. Понятно.

Художница вытащила из своего одеяльного кокона руку и стала обламывать замёрзшую траву.

Цепочка следов всё ещё вызывающе выделялась в траве. Подсолнух стала расправлять примятые травинки волшебством. С Художницей её запас чудо-камушков стремительно таял. Это плохо.

Она закончила с уборкой следов и вернулась к подруге. Та полулежала, облокотившись на ствол. Всегда такая живая и весёлая, сейчас она походила на пустую оболочку, как будто душа Художницы где-то далеко.

Подсолнух села рядом.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – спросила Художница бесцветным голосом.

– Я хочу, чтобы ты могла вернуться домой. Плохо, когда нет пути назад, – осторожно пояснила Подсолнух.

– А я, кажется, не хочу возвращаться. Не хотела. Теперь не знаю, – тихо сказала Художница.

– Что ты такое говоришь? – не поняла Подсолнух.

– Во всех мирах я не могу найти себя, – вздохнула Художница и тряхнула головой.

Маленькое серое пёрышко вылетело из её каштановых волос и плавно упало на руку, подставленную Подсолнух. Она поглядела на пёрышко, а потом быстро закопала его в землю и поглядела на подругу. Художница казалось несчастной и разбитой, но смотрела с вызовом.

– Кажется, у тебя просыпается талант, – сообщила призрак.

– Какой? – осторожно спросила Художница.

– Подражание, – чуть подумав, решила Подсолнух.

– Почему ты так решила?

Подсолнух виновато вздохнула:

– Мы напугали тебя: я и моя семья. А я ещё бросила тебя одну в лесу и ушла в Задорожье. Вот ты и решила выдать себя за главного врага призраков. Защитная реакция. Эх, знала бы, что всё так обернётся, никогда бы не рассказывала тебе о Сорокопуте…

– Знала бы, соломки подстелила, – буркнула Художница.

Подсолнух встряхнула волосами и хохотнула. Она поняла, что устала переживать. Всё так запуталось, что перестало её удивлять. Волнение вылилось из неё с этим смешком, и Подсолнух поняла, что наконец может рассуждать и мыслить здраво. «Всё будет так, как должно быть», – решила она, а подруге сказала:

– Только старайся свой талант держать при себе… Иначе… боюсь, что призраки убьют тебя…

– Вот смерти я как раз не боюсь, – зло хихикнула Художница.

– Но не примут точно.

– Я не знаю, как так получилось, но я постараюсь, – честно сказала девочка. – Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. А сейчас, пожалуйста, оставь меня. Мне нужно побыть одной.

Подсолнух поднялась с земли.

– Я оставлю тебя на время, но я тебя не брошу и никому не отдам. Ты моя подруга, – сказала призрак, но Художница даже не взглянула на неё.

Подсолнух, грустно ссутулившись, уплыла к Норе.

Художница осталась одна. Она запустила руки в тугие кудряшки и поворошила их, но перьев больше не было.

Ночь в Тёмном Уголке казалась волшебным новогодним световым шоу: цветные светлячки, словно лампочки гирлянд, искрящаяся дымка, будто кто-то просыпал в воздухе блёстки. И даже стволы водянистых деревьев слабо светились голубым. Несмотря на холод, на расстройство подруги, на сердитого её отца, Художница чувствовала себя легко и спокойно. Она сидела неподвижно, представляя себя частью этого тихого древнего мира. Вот бы застыть здесь, в этом серо-зелёном одеяле, превратиться в мшистый камушек. Почему у неё нет такого таланта?

Неожиданно она заметила какое-то движение у ближайшего дерева. Из-за ствола осторожно вышло маленькое существо, похожее на человечка. Было оно чуть больше крысы, коричневато-смуглое, в потрёпанном платьице с большим карманом на животе, с рюкзачком за спиной и длинными перьями на голове вместо волос.

«Родственная душа», – подумала Художница и улыбнулась.

Маленькая гостья неспешно подошла к Художнице, не отрывая от неё взгляда чёрных бусинок глаз, потом наклонилась и выкопала серенькое пёрышко, которое спрятала Подсолнух. Деловито положила находку в карман и была такова.

Художница осталась сидеть с широкой улыбкой на лице: мир-убежище принял её.

Второй день продолжала Художница своё отшельничество. Подсолнух сидела у Норы, грустно подперев руками подбородок, и глядела на скрюченную фигурку подруги. Она вспомнила, как Художница жаловалась на маму, которая не разрешала ей завести собаку.

– Всё из-за этих постоянных переездов. Она говорит, что с собакой сложнее найти квартиру, – возмущалась девочка. – Ей всегда кажется, что лучше там, где нас нет. И поэтому у меня нет ни одного настоящего друга. Не успеваю подружиться так, чтобы навсегда. Мне сложно найти того, кто бы меня принял.

И Подсолнух подумала, что не доросла до дружбы. Она не знала, что делать с печальной девочкой, так не похожей на её некогда смеющуюся неунывающую подругу. Кажется, Художница ошиблась и в ней.

К дочери подлетела Мать-призрак.

– У неё большое горе, – сказала Ветреница.

– Я не знаю, как помочь ей, мама, – вздохнула Подсолнух.

– Может, обратиться к тем, кто умеет ладить с человеческими детьми? – предложила мать.