Питер Грю - Письма на чердак [litres]

Чудовище идёт ко мне, поэтому я ухожу по лестнице – десять ступенек, девять ступенек, восемь.

Каждый выдох – это ступень.

Семь, шесть, пять.

Скоро я спрячусь.

Четыре, три, два, один.

Я открываю дверь – и попадаю в своё безопасное место.

Это секретное место, и, пока никто о нём не знает, я могу прятаться здесь от чудовища.

В своём тайном мире я умею летать. Расправляю крылья. Теперь я Сорокопут.

Я серая птица с чёрной маской на глазах. Я холодна и беспощадна к тем, кто обижает слабых. Я всегда побеждаю.

В моём безопасном месте фиолетово-синее небо, миллион огоньков и деревья с гигантскими шипами.

Я Сорокопут, я безжалостный каратель.

Я была там, когда девушки превратились в горы, я наказала виновного.

В моём безопасном месте я – справедливость и закон.

Чужие мысли, чужие чувства. Герман говорил, что в Тёмный Уголок можно попасть не только через сон…

И снова всполохи и пятна.

На этот раз – образ. Всё, как в тумане, немного плывёт, и снизу вверх я смотрю на дверь. Рядом стеллаж с игрушками и розовый шкаф. На шкафу большой и яркий календарь с мультяшными принцессами. 2007 год. Детская? Дверь открывается, и на пороге появляется высокий грузный мужчина, коротко стриженный, в белой майке и спортивных штанах. На небритом лице ухмылка.

– Что за птица тут спряталась?

Чувство безнадёжного липкого страха и отчаяние, которое превращается в тягучий туман. Ужас душит меня, накрывает тягучей волной, и трудно дышать.

Я не хочу, не хочу! Это всё не со мной!

НЕ! ХО! ЧУ!

Меня вдруг резко дёрнуло. Я очнулась. Снова полутёмный кабинет. Мой Волк держит меня за руку.

Чтобы я не ушла. Не ушла в Задорожье. Судорожно пожимаю его надёжную ладонь. Цепляюсь как за якорь. Мой большой и надёжный волк. Твоя сила меня не страшит. Потому что ты призрак, или потому что я тебя люблю?

Глаза защипало. Я непроизвольно глянула на Шушу – девочка выглядела растерянной. Я посмотрела на кресло долговязого СамСвета.

Его не было.

Ушёл?

– Он не хотел видеть прошлое Сорокопута, – сказала крылатая лошадь печально. – Прощай, мой СамСвет, в последние дни на тебя навалилось слишком много всего.

Здравствуй, Бархата.

Раньше мне казалось, что мир не приспособлен для детей. Это мир взрослых, в котором дети выживают, как могут, и стремятся быстрее вырасти, чтобы влиться в ряды независимых сильных людей.

На самом деле природа бережёт детей, как может. Наделяет семена цветов жёсткой оболочкой, устраивает птенцов в гнёздах, а детёнышей – в норах, берлогах, объятиях.

В чужом мире, где мы оставались без родителей, природа выдавала нам таланты . Призраки не могли бороться с нами. Мы были могучими. И хотели защищать их. Потому что мы любили вас – наших наставников.

Казалось, что жизнь в Тёмном Уголке не изменилась. Мы навещали свой замок, играли с мышками, гуляли босыми ногами по мху. Но Бархата всё чаще оставляла нас двоих с Пледом, а маленький призрак всё реже резвился и всё больше испуганно глядел по сторонам.

Мир-убежище осыпа́лся. Он терял своё пыльно-таинственное очарование и уют. В нём уже не хотелось прятать сказки. И всё это натворила одна из нас, из детей.

Мы обижались на эту девочку, которая будоражила призрачный мир и лишала нас Бархаты.

– А что будет, если мы здесь умрём? – спросил Гном Пледа.

– Не знаю, – честно ответил дракончик, клетчатым бугром сидя на полу. – СамСветы здесь раньше не умирали.

Зал был заставлен разноцветными пуфиками. Мы понуро сидели на них, подавленные общим настроением. Время от времени я втискивала в оставшееся пространство новый пуфик. Играть не хотелось. Гном сердился на весь мир из-за того, что наставница Бархата не берёт его в волшебный металлический замок, оплетённый лестницами и трубами.

Маленькие мышки прогрызали в пуфиках норки и с увлечением вытаскивали набивку. Оказалось, что внутри них – ароматные сушёные травы и мхи, поэтому некоторые пуфики были весьма колючими.

– А откуда взялись эти мышки? – спросила я, следя за тем, как одна тащит пучок сушёного клевера. – Я их создала?

– Нет. Мышки – это жители местные, – ответил Плед. – Замок возник на месте их колонии. Им понравилось в замке, и они остались.

Гном неожиданно вскочил с пуфика.

– Не могу больше киснуть! Мы должны сразиться с этим СамСветом! Тогда всё будет как прежде!

– Но она сильнее нас! – испугалась я. – И злее. А ещё рассержена!

– И я рассержен! – Гном сжал кулаки. – Хватит ей тут командовать! Мы первый раз попробовали свою силу в настоящем деле! Наконец мои способности проснулись. Но без тебя я не могу их использовать.

Я сжала в ладошках свой мышиный хвост. Драться мне не хотелось. Я же не Гном.

– Мне страшно!

– Мы можем спасти призраков! – выкрикнул Гном, словно лозунг. – Это сон! Общий сон! Только пока здесь хозяйствует Сорокопут, не будет историй, не будет весёлых беззаботных прогулок, и компот без Бархаты пить неинтересно! Мы спим, и с нами ничего не случится!

– Ты уверен? – спросила я.

– Нет, – признался Гном.

Ох, конечно, не хотелось мне в это ввязываться. Но Бархата, и Плед, и Зелёный замок, и мышки… Маленькие зверьки беззаботно тянули травинки из пуфиков, довольно утаскивали в свою комнатку добычу. И как у них там всё помещается?

Я решительно заправила прядку волос за ухо.

– Хорошо, давай попробуем.

– Только пешком нам туда не добраться. Создай что-нибудь!

Ох, если у тебя талант и ты умеешь много, все сразу начинают думать, что ты умеешь всё.

– Гном, я не представляю как, – сказала я своему глупому брату. – Это для меня слишком.

– Что слишком? Представить летающую лодку?! – простодушно спросил Гном.

Объяснять ему бесполезно. Я только развела руками.

– Тогда нам нужна настоящая лодка! – Гном посмотрел на Пледа.

Всё это время клетчатый призрак сидел и глядел на нас чёрными, с красными искрами, глазами. Может, ему просто было интересно, до чего мы договоримся, а может, он, как и Гном, надеялся, что мы в силах помочь.

Поняв, к чему мы клоним, Плед возмущённо подпрыгнул и запищал:

– Что вы задумали?! Я вас не пущу! Меня оставили приглядывать за вами!

– Тогда идём с нами! – сказал Гном. – Будешь приглядывать.

– Надо дождаться Бархаты… – неуверенно возразил Плед.

Он взлетел с пола на пуфик. Ему казалось, что так его слова будут звучать весомее.

– Бархату можно ждать бесконечно. Мы не боимся Сорокопута! – продолжал убеждать моего клетчатого наставника брат.