Артем Ляхович - Голубой трамвай

– МЫ НЕСЕМ ВАМ РАДОСТЬ И СМЕХ!!! – хрипела Майка.

– Смейтесь с нами… – еле выговорил Веня.

Темнота ухнула ревом, и Веня вскинул руки, как заправский любимец публики. От улыбки, которую он пытался прятать, болели губы. Наконец та победила и растянула рот до ушей; толпа ревела, а Веня улыбался, как идиот, и сам понимал, что выглядит по-идиотски, и от этого улыбался еще сильнее. Майка вдруг согнулась от смеха.

– Не могу-у-у, – простонала она и крикнула – С ВАМИ БЫЛА НЕБЕСНАЯ МЭЙ…

– И Небесный Вэн, – хрюкнул Веня: губы отказывались говорить.

Шмыги вдруг попятились, глядя куда-то ему за спину. Невидимая толпа ревела, как водопад, и дзеньканье тонуло в этом реве, поэтому Веня расслышал его только, когда обернулся.

– Смотри, – толкнул он Майку.

Они стали кланяться, отходя к трамваю, застывшему на самой грани света и тьмы.

– Вам следует… – начал было капюшон, но Майка заорала ему в лицо:

– ДОЛОЙ ТЬМУ!!!

– Оооой! Муууу! – отозвалась тьма. Веня выкрикнул что-то, чего не понял сам, последний раз поклонился, подпрыгнул, чтобы всем его было видно – и юркнул в вагон.

Майка уже была там. Капюшоны сунулись было к ним, но трамвай дзенькнул и поехал.

– Глянь! – толкнул Веня хохочущую Майку (та никак не могла успокоиться): в тумане круглился блестящий купол – такой же, как тот, большой, только поменьше. – Вот чего они все такие!..

– Я… я… не могу… – стонала та. – Ффух! Кажется, шоу удалось… Куда мы едем?

За окном мелькали фонари. Толпа продолжала гудеть внутри Вени, и он будто потерял голос.

– За нами хвост, – кивнула Майка назад. Там сверкали световые пятна.

– Что это? – испугался Веня.

– Просто шмыгуны. Шмыгуны с фарами.

Почему-то это успокоило его.

– Давай в кабину, – сказала Майка, и они пошли в кабину. На них несся город, прорастая на ходу окнами и фонарями. – Почему трамвай приехал?

– Не знаю, – Веня пожал плечами. – Услышал, как мы его зовем.

– Ты тоже звал?

– Наверно… Смотри!

Фонари кончились, и из тумана выплыла гигантская свинья-копилка. Рядом торчала башня, подсвеченная голубым сиянием.

Веня вытянулся, пытаясь разглядеть, что делается внизу.

– Вон они! – крикнула Майка и подпрыгнула.

Там, где башня тонула в голубом мареве, стояла живая цепь людей, взявшихся за руки. Двое из них держались прямо за искристый кокон, окутавший башню (так казалось с высоты). Вокруг валялись обломки купола.

Веня из всех сил пытался разглядеть, кто же замыкает цепь…

– У них получилось? – дергала его Майка. – А? Как ты думаешь?

Он не успел ответить: сзади ухнуло громом. Мимо пронеслась белая молния.

– Что это? Стреляют?!..

Один из кранов, несущих башню-реактор, отвалился и упал.

– Только, по-моему, не в нас…

Новые и новые молнии неслись мимо окон трамвая – и краны отпадали один за другим. Башня стала заваливаться на бок, пока не рухнула в туман, распавшись на куски. Трамвай затрясло, как спичечный коробок.

– Ага-а! – вопила Майка, вцепившись в поручень.

– Вот уж не думал, что буду болеть за них…

– Как думаешь, Мо и другие… они спаслись?

На свинье-копилке вдруг полыхнула вспышка и унеслась туда, откуда стреляли. Ухнул взрыв.

– Держи-и-ись! – кричал Веня. – В шмыгун попали…

Свинья снова и снова плевалась вспышками – но такие же били в нее со всех сторон, охватывая огненным кольцом обшивку и опоры. Силы были явно неравны. Пошатываясь, облетая кусками горящего железа, гигантская свинья оторвалась от земли и стала медленно уходить в туман, прожигая его багровым заревом.

– Брысь! – крикнула ей Майка, треснув кулаком по пульту. Кулак угодил прямо в серую кнопку.

Последнее, что видел Веня – сверкающие в огне залпов алые Майкины щеки…

Самая последняя

– Ты как?

– Нормально.

– Да где ж нормально? Вон какой зеленый весь! Ешь финики!

– Да я уже два мешка съел…

– Ешь, кому говорю!

Дан и правда был зеленый: его мутило от фиников. Но он ел: когда Мо командовала – глаза у нее были не такие красные, а голос звенел почти как раньше. Потом ее взгляд опять падал на тот указ (Дан не решался его убрать), и все начиналось сначала.

– «…Велением Воледержца Шестого, – всхлипывая, читала Мо, – наградить Лазурными Кристаллами…

– Может, хватит уже перечитывать?

– Ну как ты можешь так? «…наградить Лазурными Кристаллами Дана Хола, Мо Гор, Юма Руга… ну и так далее … а также Типа и Топа Гор (посмертно)…» Как ты думаешь, – спрашивала она в десятый раз, глотая слезы, – как ты думаешь, мы точно все правильно сделали?

– Не знаю, – дергался Дан. – Если помнишь, я хотел сам. Как и этот твой, бородатый…

– Ну чего ты. Я же не упрекаю тебя, – вздыхала Мо. – Слушай! А давай навестим его? Ой, ты же еще не…

– Я нормально! Да нормально, говорю тебе!.. Смотри, – Дан вскочил с кровати и встал на руки.

Все поплыло – и комната, и пол, и ноги Мо, – и он чуть не грохнулся. Но, кажется, Мо ничего не заметила.

– У тебя очки упали, – сказала она. – А ты что, на руках туда пойдешь?..

Вениамин Иванович сидел на остановке. Перед его глазами все еще полыхали вспышки битвы, поэтому он не видел ни Проспекта, ни метели, пляшущей под фонарем.

Потом вспышки стали слабеть и слились со снежинками, сверкавшими, как блестки на шоу.

Он оглянулся.

Вокруг тонул в снегу ночной Город – его Город. Сзади чернело Управление.

«И что же было иначе на этот раз?» – думал он. – «Вроде бы ничего такого, все то же самое…» Но теперь внутри была не пустота, а теплое, почти горячее чувство, какое бывает, когда дочитаешь книгу до конца. Вениамин Иванович знал, что оно постепенно остынет, это чувство, но сейчас оно сверкало в нем, как Майкины щеки, хоть сама Майка и осталась там, в книге.

Он вздохнул и встал. Пора домой. Наверно, пешком, чтобы все осмыслить и побыть наедине с Городом, пока тот спит под снегом.

Вениамин Иванович поправил воротник, развернулся – и увидел, что он не один.

Вот те раз. Неужели?..

Он вглядывался в фигуру, скрюченную на другом конце скамейки, пытаясь высмотреть снежную бороду. Потом подошел поближе.

Фигура шевельнулась и подняла голову. Он подошел еще ближе, чувствуя, как внутри натягивается тот самый пузырь. Голова была кудрявая и без бороды.

Сюда не попадал свет фонаря, и Вениамин Иванович вглядывался, сколько было сил, в силуэт, тонувший в полумраке…

Незнакомка встала. Она выглядела еще молодой, хоть уже и далеко не девчонкой. Лицо ее было хрупким и усталым, как на старых картинах, и Вене казалось, что он где-то видел его, хоть и никак не мог вспомнить, где…

Море ухало и сердилось, нагоняя к берегу серую накипь. Здесь, под Резцами, обычно не было ветра, но сейчас он откуда-то пробрался и трепал страницы рукописи, будто хотел отобрать ее.